И что с ним происходит? Куда он вляпался, во что? Что за глупое, щемящее сердце чувство посетило его? Почему оно, а не разум превалирует над ним? По уму — нужно срочно доложить об обнаруженной, а он не то что не хочет, но и убил бы любого, кто посмел это сделать, даже просто заподозрил подмену.

А еще думал о ней: какая она необычная, какая хорошая. И о том, что откуда-то такие берутся и где-то наверняка есть еще люди думающие, как она, живущие по иным законам — ведь откуда-то она явилась. И впервые захотел получить не лычки офицера, а возможность попасть туда, где жила Стася, и с ней. Без нее он уже свой завтрашний день не представлял — мутным он казался, пустым, ненужным. И чуть удивлялся себе, понимая, что все, что есть у него готов отдать ей, и будет защищать, пока хватит сил, а этого у него достаточно.

Русанова же думала что делать: с ней все ясно, но как быть с Тео? Оставить невозможно, но и с собой взять нельзя. Ее ждет неизвестность и сбор информации тоже, до неизвестно какого срока, скорей всего пока не уйдет сама, и далеко не домой. У него спланирована жизнь, расписана на графы достижений и финчи. Впереди стандартное, но ясное, укладывающиеся в схему привычных здесь стереотипов будущее. Сдвинуть Тео с этого пути можно, но имеет ли она право? Не сдвинет ли она тем и его жизнь, и будущее этой и своей реальности?

И еще не понимала, что уже многое изменила.

Мыслей было слишком много, чтобы в их круговерти найти воистину ценную, стоящую внимания. Информация, которой в пору было отравиться, переваривалась с трудом, а еще Чиж. Лежал, вздыхал тихо и почти осязаемо маялся. Она почти физически чувствовала, как он волнуется, переживает непонятно о чем. Какие уж тут мысли о себе?

Она не выдержала и подсела к нему на постель:

— Что с тобой?

— Ничего, — заверил поспешно, сел, стараясь не задеть ее. Попытался спрятать удивление сродное благодарности за внимание к себе, непривычное, абсолютно незнакомое ему и потому смущающее.

— Тебе плохо? — провела по лбу и щеке, пытаясь понять: может, приболел? Нервную горячку в попытке сложить файлы приобрел?

Тео дернулся, а сердце из груди чуть не выскочило: когда последний раз его спрашивали что с ним? Кто прикасался к нему в заботе, не для того чтобы ударить — погладить?

— Беспокоишься? — уткнулась ему в плечо лбом Стся, ладонью его руку накрыла. — Не бойся, все будет хорошо. Я уйду, исчезну. Ты станешь офицером.

А что еще сказать?

Тео растерянно таращился в стену и чувствовал лишь одно — доверчивую близость женщины. И вдруг понял, что на эту минуту не поменял бы даже звание префекта алмазных приисков.

Стасе же было горько — завтра они расстанутся, возможно, навсегда, а он так и не узнает кто она, кто он, так и останется марионеткой чужих амбиций в этом чужом для них обоих мире, жестоком и глупом в своей озлобленности, самоуничтожающемся. И не объяснить это Чижу, потому что если рассказывать, то начинать с истоков, а это очень и очень долго, учитывая, что он элементарного — тепла человеческого не знает.

И не взять его с собой, но разве можно оставить холодным, одиноким? Пройти мимо, как каждый в этом мире проходит, не замечая окружающих, летит по трассе "рождение — смерть" сбивая встречных?

Она прижалась к нему: пусть минимум, но она расскажет, пусть крупицу, но оставит на память, которая дай Бог, согреет его в минуты печали, оградит от бед:

— Я хочу, чтобы ты запомнил: завтра я уйду, но все равно останусь рядом с тобой. Человек творение совершенное, но не осознающее этого и потому, живущее словно во сне. Но стоит ему понять как много от него зависит, как много он значит даже если один — он проснется. И не сможет жить, как жил. Мы ежечасно обмениваемся друг с другом мыслями, энергиями, мельчайшими частицами привязанностей, идей, желаний, страхов — чувств и ощущений. И важно дарить не зло, множа его, а дарить любовь. Ты — это ты, внешне ничего не меняется, но часть меня уже принадлежит тебе, а часть тебя мне, обмен на самом тонком уровне идет не прекращаясь, когда смотрим друг на друга, общаемся или прикасаемся. И не важно, что после мы будем находиться порознь — мы все равно будем вместе, потому что мои частицы вживутся в твои, а твои я унесу с собой. А значит, ты будешь со мной, а я останусь с тобой.

Стася совсем забыла, что говорит это Чижу — «младшему», а не тому, кто знает ее, которого знает она, с кем год почти, плечом к плечу прокладывала «зеленку», с кем связана определенными чувствами, который бы понял, о чем она говорит, к чему. Но Тео недаром был его отражением, не зря она совершенно не разделяла их — он понял, как понял бы Чиж.

Тео несмело обнял ее и замер, боясь пошевелиться или вздохнуть глубже, чтобы не вспугнуть счастье. И все не верил, что вот она, Стася, с ним, его обнимает, а он ее. Просто так! Он был желанен, в этом больше не было сомнений и только ради ощущения нужности, этой доверчивости к ему, он готов был весь мир к ее ногам положить. Крепко прижимал к себе и выпустить боялся, хотел все длить и длить мгновенья близости, знать каждый час и миг — я ей нужен.

А подумать — ну и что такого?

Наваждение ли, затмение ума? Все завтра или через год — сегодня лишь она и речи странные проникающие вглубь, тревожащие душу и будоражащие сердце. Пусть что-то не принято пока, не понято, но оседает и уложится в итоге.

— Кто ты? — прошептал, обняв ее лицо ладонями, запоминая этот миг, ее такой прекрасной, пусть не понятной и все же принятой душой и сердцем, втравленной и вплавленной в него в какой-то миг. И будто жил только для этого момента, только для встречи с ней. — Откуда светлая такая?

— Обычная.

Он не верил: смотрел и не знал что думать, и вдруг как черт в бок толкнул:

— Я… у меня немного карт, но… я соберу, сколько скажешь. Сколько надо… подари мне одну ночь, пожалуйста.

Для него это было подвигом: решиться и сказать, в долг влезть, не зная как отдать и все же быть готовым набрать любую сумму. Этим он был почти уверен, оскорбить ее не мог — ведь не он — она назначил бы плату.

Но Стася отпрянула. Лицо скривилось, взгляд стал не то что обиженный — больной. Но отчего, ведь он по честному все, по человечьи…

И потерялся в хаосе из чувств, услышав:

— Ты так меня и не понял — я люблю тебя. И ничего мне от тебя не надо, кроме одного: живи, будь счастлив. Я люблю тебя не за карты, не за лицо или глаза, люблю лишь потому, что это ты, люблю таким какой ты есть: угрюмым и смущенным, глупеньким и сердитым. Всяким. Любовь не объяснишь, любовь не породается. Никто не знает, как когда вдруг возникает в сердце и душе сплетение с человеком и он становится тебе дороже самого себя. Теорий масса, но ни один ученый, аналитик, не просчитает ее пути, не выдаст алгоритм, не скажет когда и где, к кому она возникнет. Она либо есть, либо ее нет. Мне жаль, что ты этого не знаешь, жаль, что тепло не видел. Могла бы — боль твою себе взяла, но даже это невозможно. Мне жаль ваш мир, он мертв раз в нем любви места не нашлось и люди позабыли о ней. Мир в котором продается даже любовь, обречен. Вы к пропасти стремитесь. Как в банке пауки, любви не зная, грызетесь и едите сами себя, и миг настанет — никого не будет. Любовь лишь созидает, лишь любовь.