Парень голову опустил:

— Стас так же поступал.

— Оправдание? Пошли все топиться и ты с ними, забивать кого-нибудь и ты туда же. У тебя свой ум есть? А совесть? Ты сам-то существуешь, своим умом думаешь или являешься набором мышц и костей в форменной одежде — складом чужих желаний, мнений и амбиций?!

Парень помолчал, поглядывая на нее виновато и не понимающе:

— Я думал ты Стас или клон Стаса…

— Да Бог мой, какая разница, что ты подумал?! Как ты мог так поступить?! Ты видел, что я голодаю, видел, что нужна медицинская помощь и знал, что не получу ее из-за отсутствия вот этого проклятой картонки! — потрясла картой, вскочила. — И молчал! Злорадствовал, да?!…

— Нет! И не кричи!… Сама бы так же поступила, любой другой.

— Любой? Я? Что говоришь, слышишь? Ты сам клон. Бесчувственная машина, набор биологической среды, программа для уничтожения… Обычный продукт технократии, живущий под девизом: "каждый сам за себя и для себя". Поэтому и живете, как упыри в своем упырянском королевстве. И думать не надо — за вас подумают!

— Нормальный девиз.

— Скажи еще, правильный. И королевство — лучше не бывает!

— Не сердись, — в голосе и взгляде искреннее раскаянье и боль. Проникся, сообразил, что сделал?

— Не буду, — вздохнула, остывая. Что на него сердиться? Попробуй, выживи один в такой среде и не запачкайся. Но с другой стороны — человек же! — Как можно так жить? Как можно совершать подлости, спокойно смотреть на результат своего труда и даже не забеспокоится? Топить товарища и считать это нормой? — спросила, задумчиво поглядывая в стену. — Почему вы такие, почему не сопротивляетесь грязи, принимаете как должное самые низкие правила и законы? И живете по ним, вместо того, чтобы что-то изменить и измениться… Как страшно. Тупиковый мир, — и заглянула в глаза Тео. — Вас разобщили, а вы должны быть вместе. Не за карты, не за выгоду, а чтобы душой не мерзнуть. Понимаешь?

— Смутно, — признался. — Ты говоришь много не понятных вещей.

— Я из другого…

— Молчи, — поддался к ней, испугавшись. — Я не знаю, кто ты, не хочу знать, как не хочу знать, зачем и почему… потому что так не смогу выдать. Пусть твое останется твоим. Чтобы сохранить тайну, ее нужно держать при себе. Если знают двое, узнает и третий. Меня могут взять, поставить под пси-пресс и все что знаю выкачать. Здесь все прослушивается и просматривается, будь поосторожней.

Не лжет, действительно беспокоится? Значит, человек еще, значит, не потерян.

— Что не выдашь верить можно или как с картой поступил, будет? — спросила все же, не сдержав обиду.

У парня лицо пятнами пошло, в глазах укор:

— Не выдам, — процедил: я скорее сам признаюсь в том, чего не делал, чем позволю тебя задеть.

И побледнел, четко осознав, что так и есть, а отчего он голову за нее подставить готов, понятия не имел. Умопомраченье, не иначе.

Стасе стало неудобно:

— Прости, — прошептала, склонив голову.

— Ничего. Я же понимаю… Ты меня прости. Могу чем-нибудь помочь?

Вмешивать в свои дела Тео Стася не хотела, боялась за него, но выхода не было:

— Мои товарищи. Нас раскидало и я не знаю, где они. У вас есть буфер справок?

— Есть сектор новостей. Тем все что происходило и происходит, с постоянно пополняемыми архивами.

— Ipi?

— Да.

Русанова подняла карту с пола и подала ему:

— Сделаешь?

Тео замер: насколько же она доверилась ему! Так безоглядно?…

Нет, точно она "не от мира сего".

— Сделаю, — взял. — А заодно решу еще один вопрос. Завтра из комнаты не выходи. Спи, отдыхай, просматривай ipi, только не увлекайся, опасная штука.

Намек, что выгляжу ужасно? — улыбнулась женщина: от мысли что у нее будет один день на сон и свои дела на душе легко стало. Устала она в этой клоаке жутко, что и говорить.

— Поняла про ipi, не поняла на счет отдыха.

— Я куплю тебе отгул и доставку обедов в комнату. За это, — выставил карту.

— Все покупается и продается, так? Жалко вас… Хватит карты?

— Здесь очень много… Стася?

Женщина улыбнулась:

— Да, Стася… Чиж.

Пришло время удивиться Тео.

— Откуда знаешь? Меня так в детстве прозвали — свистел, как чиж, ловил их, потом продавал.

— Интересно. Птица в клетке — в клетке человек, маленькая и явная клетка, и клетка не заметная — огромная.

— Здесь меня Философом прозвали, но сдается, это прозвище подходит больше тебе, — улыбнулся робко.

— А почему вдруг "не выходи"?

— Завтра последний день декады, послезавтра отдых у всех.

— Что это значит?

— Ну, ты даешь, — головой качнул. — Совсем не знаешь? Как ты вообще продержалась здесь?

— Для самой загадка. Так что с декадой и отдыхом?

— Видишь ли, Стас серый.

— Это как?

— Нет, ты меня поражаешь, — признался поглядывая на женщину с легким подозрением и явным умилением: где же рождаются такие? — Откуда такая наивная? Нет, молчи.

— Риторический вопрос? — улыбнулась. — А мой нет.

— Совсем, совсем не понимаешь?

— Когда понимаю — не спрашиваю, — начала терпение терять. Тео заметил перемену в голосе и поспешил заверить:

— Не сердись, я просто подбираю слова.

— Не подбирай — говори как есть. Что за манеры тянуть, вокруг ходить?

— Да нет… Ну, ладно: серый это и с теми и с другими.

У Стаси брови под челку уехали, потом вернулись и на переносице сошлись. Извилины проделали тот же амплитудный путь, но ничего дельного кроме:

— Э-э-э, это как? Извини! — не выдали. — Что за расцветка замысловатая?

— Нормальная.

— И большой спектр цветов? — не смогла не съязвить. Парень неопределенно плечами повел:

— Голубые, розовые, серые и белые. Да суть не в том, а в Леди.

— Это еще кто? Подружка Стаса?

— Элитное подразделение женщин. Их готовят в телохранительницы в правительственную зону. Живут в отдельном изолированном от нас секторе, никого к ним не пускают, но они, понятно, сами зовут.

— Почему «понятно»? Ты извини, Тео, что вопросами мучаю, но мне лично ничего не понятно, а очень хочется.

— А что непонятно: женщины есть женщины. У них права особые и нормы жизни соответственно.

— Здесь конкретнее, пожалуйста, можно с примерами.