Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Зачем так много? — спрашивает Женя. — Чтобы хватило до следующего юбилея их веселой супружеской жизни. А то пленка возьмет и снова сломается, с таким запасом можно до конца своих дней экономить.
Прибывшие гости врачи перед тем, как усесться за стол, долго по очереди моют руки. Одни — на кухне, другие — в ванной. Спрашиваю у Жени: они что, собрались на операцию?
— Ты еще не видел, как моют руки после операции, успокаивает меня она, — раза в два дольше. — Почему? — недоумеваю я. — Потому что до операции они моют руки для больного, а после — для себя, разве не ясно?
Всем нравится романтический ужин при свечах. — Здорово придумали! — говорит мой сосед слева. Хозяева осторожно переглядываются, но тему не продолжают. Триста рублей на земле не валяются…
***
Пришла в голову интересная мысль. В начальной школе у меня параллели по три класса. К следующему учебному году одну пожилую учительницу, которая часто болеет и доставляет нам трудности с заменой ее уроков (то старшую вожатую сажаем к ней в класс, то лаборанта), не мешало бы подвинуть. Если предложить ей ставку воспитателя группы продленного дня, она с удовольствием возьмется за это дело. А на ее место…
Помнится, чекист Петровский жаловался, что его Нина тоскует по школе, логопедствуя в районной поликлинике. Говорил, чувствует себя не в своей тарелке. Нина хорошая учительница, ее любят дети, уважают родители, она тактична и интеллигентна, почему бы не предложить? Раз уже «работаешь» на КГБ, как не помочь своему куратору!
На следующий день созваниваюсь с ним, договариваемся встретиться в 18.00 в кафе «Утиная охота» на Шуменском. Георгий Алексеевич не заставляет себя ждать, приходит минута в минуту, я даже не успеваю развернуть меню в кожаном переплете.
Беру сразу быка за рога, без всяких прелюдий: — У меня для тебя есть сюрприз. Кажется, могу помочь решить тебе одну личную проблему. Георгий Алексеевич выжидающе смотрит на меня.
— Как-то ты жаловался, что Нине не очень подходит работа в поликлинике. Или уже привыкла? — спрашиваю я.
— Да какое там привыкла, — отмахивается Петровский. — Рабочий день с девяти до пяти, дома двое детишек, сидит в этой поликлинике на каких-то задворках, разве я не знаю, что ее душа просится в школу…
— Тогда, считай, вопрос решенный. Поговори с ней дома, если она согласна, примет 1 сентября первый класс. Буду рад с ней работать снова. Она у тебя классный специалист, правильно сделает, если вернется в школу.
Мой собеседник заметно оживился. Пьем и закусываем, разговор незаметно переходит на насущные темы.
— Наверное, в твоем управлении с уходом Андропова траур, как вам приход краснобая Горбачова? — интересуюсь я.
— Понимаешь, дело к тому и шло. Политбюро давно нуждается в обновлении, но, видишь, — замялся он, — плохо то, что не успел Юрий Владимирович завершить начатое. Ой, не успел… Правильный был мужик, давно мечтал навести порядок, видел проблемы и умел их решать, только времени, оказалось, ему для этого не было отпущено. А теперь, мы своей кожей чуем это, начинается откат. Вот, ситуация с твоим Товпыгой… — Почему моим? — перебиваю его. — Извини, — смутился мой визави, — я же имею в виду ту бля-скую ситуацию…
Разговор приобретает интересное для меня направление, но тут в кафе появляется подвыпившая компания, трое угрюмых парней в кожаных куртках (двое рослых, а один маленький шибздик), и разбитная девица с нечесаными космами. Один из них кажется знакомым. Не по зоне ли? Устраиваются за дальним столом, ведут себя нагло, шибздик включает на всю мощь переносную «Спидолу». В кафе возникает напряженная обстановка. Официанты робко кучкуются в сторонке. Мывшая пол техничка, застывает с массивной деревянной шваброй недалеко от нас. К наглецам подходит за заказом молоденькая официантка, шпана ерничает, один пытается привлечь ее к себе, она отшатывается… В течение считанных минут пристойное кафе превращается в развязный шалман. Посетители, уткнувшись в свои тарелки, делают вид, что ничего не замечают.
— Ну что, старичок, — говорит мне Петровский, — поставим мудачье на место? — Не мешало бы, — соглашаюсь я, но настроение у меня быстро падает, только кабацкого скандала для полного счастья не хватало. Едва в партии восстановился, и вот опять… Дернул меня черт встречаться сегодня с чекистом, можно было и по телефону договориться, а тут мы еще выпили, как бы не оказаться крайними. Хотя, чушь, чекисты своих не выдают, прорвемся…
— Молодые люди! — громко, но покладисто обращается Петровский к разгулявшейся компании, — если вам не трудно, приглушите музыку, нам бы переговорить хотелось…
Компания удивленно встрепенулась. — Говорить можно и на улице, а здесь отдыхать надо, — высоким тенорком учит нас шибздик.
— А что, может, мы и в правду мешаем, — юродствует сосед шибздика слева, — так пусть народ скажет: — Кому мы мешаем? — угрожающе оскалил он рот с гнилыми зубами. Народ углубился в тарелки, возникла неприятная пауза.
Нахожу глазами техничку, скоро мне она понадобится, и громко бросаю в зал: — Мне мешаете, говнюки! Или глушите свою шарманку, или вон отсюда!
Двое верзил угрожающе встают и направляются к нам. Вскакиваем и мы. Я быстро отхожу к техничке, лохматая девка насмешливо орет: — О, один уже смылся!
Двое разделились. Один бросается к Георгию Алексеевичу, другой преследует меня. Хватаю из рук технички швабру, рывком сбрасываю тряпку и сверху вниз наношу удар крестовиной по голове хулигана. Он рухнул плашмя, и у меня кольнуло сердце — не слишком ли сильно я приложился к его дурной башке?
Увидев это, застыл на месте босяк, бросившийся к моему спутнику. Громко заголосила девка, перебивая музыку «Спидолы». Я не заметил, как Жора скрутил верзилу и велел официантам немедленно вызвать милицию. Через десять минут явился милицейский наряд, принял всю блатную компанию, усадил на стул очухавшегося с разбитой головой и стал вызывать ему скорую.
Вечер был испорчен. Я обратил внимание на то, что Георгий Алексеевич не предъявил наряду удостоверение работника КГБ. Нам пришлось давать разъяснения в райотделе милиции. Там насмотрелся на портреты Малыша-Мустафы и Гарика, развешанные на стенде «Их разыскивает милиция». Запомнил наглые рожи навсегда. Приехал к Жене в одиннадцатом часу. Долго о чем-то говорили. Поздно уснул.
Утром позвонил Георгий Алексеевич, сказал, что все в порядке, все вопросы с милицией улажены. Удивленно заметил: — С тобой опасно связываться, не думал, что ты такой безбашенный, мог бы его и убить!
Договорились встретиться на следующей неделе. Интересно, что он хотел рассказать мне в кафе о Товпыге? Что ж, подождем.
***
На днях будут устанавливать памятник на