на кровать и глубоко вздохнула, прижимая подушку к груди. Снова коснулась пальцами губ, вспоминая ощущения несколько минут назад. Наши поцелуи с Джеком в последние месяцы перед расставанием были скучными: торопливыми, рутинными, почти целомудренными. Впрочем, и в ту пору, когда мы начали встречаться, Джек никогда не целовал меня с таким чувством, с таким напором, как Эш. Да и никто никогда не целовал. В прохладной тишине гостевой комнаты это осознание оказалось настолько ясным и пугающим, что у меня холодок пробежал по спине. Эш полыхал таким огнем, что теперь, когда он ушел, меня пробрал озноб.

Переход от жара страсти к холоду одиночества вышел таким резким, что я застонала, еще крепче стискивая подушку. И как мне теперь за ужином смотреть Эшу в глаза, не говоря уж о совместной работе, и не вспоминать каждый миг этого поцелуя? Абсолютно невозможно. Самое правильное теперь с моей стороны – уехать утром, вернуться в Бостон и отказаться от участия в проекте.

Черт! Чарли меня убьет.

Тихий стук в дверь напугал меня так, что я вздрогнула, выронила подушку и соскочила с кровати. Но прежде чем я успела вымолвить хоть слово, дверь распахнулась и на пороге возник Эш – встрепанный, в кое-как заправленной рубашке – и несколько мгновений стоял так, молча и не шевелясь, глядя на меня. Потом решительно пересек комнату, схватил меня за руку, бросил взгляд на Анджелику и снова повернулся ко мне.

– В этом доме полно комнат, – хрипло бросил он.

Как только он коснулся меня, озноба как не бывало – кожа снова загорелась, и я знала, что пойду за ним, откинув доводы рассудка и смущение. Позабыв о работе и писательской карьере.

Я последую за ним, куда бы он ни направился.

Глава 28

Эш привел меня в комнату в другом крыле, в котором я еще не бывала. Он шел быстро, крепко держа меня за руку, сквозь гостиную, мимо кухни, а я уставилась на его спутанные кудри, чтобы не дай бог не встретиться глазами с Кларой, если она окажется на кухне, и не увидеть, как она хмурится от подобного зрелища. Но если Клара и была там, я не услышала ни звука.

Мы миновали еще один коридор и несколько закрытых дверей, за которыми, как я предположила, располагались другие спальни. Эш остановился у первой. Это была его комната? Или та, которую он делил с Анджеликой? Или еще одна гостевая? Я не решилась спросить – не хотела разрушать звучанием речи то, что происходило между нами.

– Я переехал сюда несколько месяцев назад, – мягко ответил Эш на мой невысказанный вопрос. – Не мог оставаться в той же… – Он умолк, не в силах закончить мысль. Но он явно имел в виду «в той же комнате», где они жили, или «в той же постели», которую они делили ночь за ночью.

О господи, что же я творю?

Я осторожно освободила руку из его хватки, но он чуть качнул головой, снова взял мою ладонь, открыл дверь и провел меня внутрь.

Здесь все было оформлено в минималистском, мужском стиле, как и почти во всем доме: светло-серые стены, огромная постель по центру, накрытая темно-серым покрывалом. Застекленные двери, ведущие, по всей видимости, на балкон с видом на океан, и тяжелые серые гардины, сквозь которые просачивался едва заметный бледный отсвет, так что в комнате стоял угрюмый полумрак. Выражение «стены пропитаны печалью» относилось к этой спальне в полной мере.

– Эш, – мягко попыталась я, – может, нам не стоит…

– Повтори то, что ты сказала раньше, – оборвал он меня.

А что я сказала раньше? У меня в голове все перемешалось, и я четко помнила только ощущение его языка у себя во рту и ощущение его волос под пальцами. Тепло кожи. Я хотела коснуться ее, чтобы снова его ощутить. Но нам не стоило продолжать. Мне не стоило продолжать. Что бы ни произошло дальше между нами, Эш утром проснется как ни в чем не бывало. А что будет со мной?

– Ты сказала, что хочешь меня, – напомнил он. – Повтори.

Я что, в самом деле произнесла такое вслух? Да, произнесла. И говорила всерьез.

Я прикусила губу, но ответила:

– Мне нужна эта работа.

Эш кивнул.

– Можно разделять работу и удовольствие.

Правда?

Он взял меня за подбородок и мягко повернул мое лицо к себе, так что наши губы оказались очень близко, но не соприкасались.

– Повтори. Это. Снова, – выдохнул он каждое слово по отдельности, и я скорее ощутила их на губах, нежели услышала или осознала.

– Я хочу тебя, – наконец прошептала я, ненавидя себя за то, что не нашла сил сопротивляться, и почти ненавидя сами слова за то, что они были правдой.

Эш слегка улыбнулся – а потом его губы накрыли мои, и я захлебнулась. Я забыла, как видеть, слышать и думать. Я тонула, но не хотела вынырнуть за глотком воздуха. Я даже не помнила, как плавать.

А потом все произошло так быстро, как будто Эш нажал кнопку ускоренной перемотки: моя рубашка куда-то пропала, Эш расстегнул лифчик, стянул с меня джинсы и толкнул меня на постель. И только когда он полез в тумбочку за презервативом и я ощутила обнаженной кожей прикосновение прохладного воздуха, ко мне вдруг вернулась способность мыслить трезво.

Какого черта я творю?

Я практически ничего не знала об Эше, кроме того, что, по выражению Ноя, он был сногсшибательным и самовлюбленным. Все предшествовавшие события произошли слишком быстро, мы и познакомились-то всего неделю назад. Целоваться или хотеть кого-то – это одно, но спустя пять минут после первого поцелуя уже оказаться в кровати голыми – совершенно иное.

Я быстро села, нашла глазами на полу джинсы и рубашку, подобрала их и поспешно натянула, не сразу попав в штанину.

– Извини, – услышала я собственный запинающийся голос. – Кажется, мне надо… я думаю, нам не стоит…

Эш захлопнул ящик тумбочки, повернулся и секунду изучал меня. Глаза у него потемнели, но непонятно, от желания или разочарования. Впрочем, когда он натянул собственные штаны, застегнул ремень и подошел ко мне, взгляд у него снова стал ясным. Он положил руки мне на плечи и уточнил:

– Я слишком поторопился, да?

Я затрясла головой, хотя запаниковала именно из-за той скорости, с которой мы перешли от поцелуев у двери к почти уже непосредственно сексу. У меня даже голова немного кружилась.

– Давно уже… когда последний раз… – мягко сказал он.

Я прикусила губу и кивнула. Возможно,