Она чокнулась с Лу и смущенно проговорила:

– За самую счастливую ночь в нашей жизни.

Лу молча кивнул, и она заметила пробежавшую по его лицу тень. Жадно выпив вино, он отставил бокал, лег па спину и положил голову ей на колени.

Молли принялась крутить в пальцах черные как смоль волосы, падавшие на его высокий лоб.

– Я впервые увидел тебя в этом каньоне.

– Неужели? Что-то я не припомню.

– Ты об этом не знала. Ты переходила ручей, а я смотрел на тебя с утеса. Ты не догадывалась о моем присутствии, а я до сего момента не знал, что это была ты. Ведь это была ты, правда?

– Да, конечно. Но почему же ты не появился?

– Боялся тебя напугать. Я был грязный с дороги и с густой бородой, которая…

– Ненавижу бороды! – пылко перебила его Молли, потом спохватилась и поправилась: – Ну, не все бороды. У моего папы тоже была борода…

Лу обнял ее за талию.

– В то утро ты была так красива без сапог и чулок! Мне хотелось спуститься и вместе с тобой побродить по воде.

Он прижался губами к ее животу, и Молли почувствовала жар сквозь тонкую ткань платья.

На какое-то время они замолчали. Молли продолжала пить вино, наслаждаясь ночным уединением. Затем поднесла свой бокал к губам Лу и засмеялась, когда несколько капель упало на его подбородок.

У нее слегка кружилась голова, но это было так приятно! Глотнув еще вина, она отставила бокал и вздохнула. В эту минуту она была счастлива, как никогда.

– Поцелуй меня, Фонтейн, – попросил Лу, еще крепче обхватив ее талию своей мускулистой рукой. Она наклонилась, а он поднял голову. Их губы встретились в теплом сладком поцелуе, от которого у нее запылали щеки. Лу опять лег, поглаживая ее по спине. – Господи, какая же ты красивая! Неужели у тебя нет ни одного недостатка, милая?

– Что ты имеешь в виду?

Топкие пальцы, бегавшие по спине Молли, схватили ее пышный рукав и потянули вниз, обнажая плечо.

– Твое тело полностью совершенно?

Молли покраснела.

– Я… не знаю.

Лу медленно сел и, не спуская глаз с пышных округлостей ее груди, потянул за другой рукав и проговорил тихим ласковым голосом:

– Уверен, у тебя чудесная фигура.

Он поцеловал теплую ложбинку между ее грудями, продолжая стягивать с девушки платье. Закрытыми остались только розовые соски, которые быстро затвердели.

– Перестань… Лу, – нерешительно пробормотала Молли, наслаждаясь его поцелуями.

Это было настоящее волшебство. Она сидела под луной, опершись сзади на руки, и подставляла теплым губам Лу самые интимные места своего тела.

Когда наконец он поднял голову и глаза их встретились, Молли втянула ртом воздух и задрожала. Он привлек ее к себе и прильнул губами к ее губам.

– Ты такая сладкая, малышка!

Его поцелуи были нежными, ласковыми, ошеломляющими. Молли откинулась в его объятиях, с упоением сознавая свою власть над ним.

У них впереди была целая ночь. Она могла сколько хотела наслаждаться его поцелуями.

Губы Лу дразнили, пробовали, восхищались. Постепенно ее вздохи становились все громче, она прижималась к нему всем телом. Ее твердые соски упирались в его грудь через ткань рубашки.

Лу застонал. Молли прильнула к нему. Лу нетерпеливо положил руку на округлую грудь Молли и прошелся большим пальцем по затвердевшему соску, выделявшемуся под платьем. Молли задрожала, и Лу поднял голову, заглянув в ее красивые фиалковые глаза.

Он опять поцеловал ее в раскрытые губы и медленно, двумя пальцами, стянул вниз лиф платья, обнажив одну грудь, сияющую в лунном свете.

Когда его губы скользнули к ее подбородку, а потом к шее, Молли запрокинула голову и увидела над собой огромную белую луну.

Но горячие губы Лу продолжали двигаться дальше и наконец сомкнулись на пульсирующем соске.

– Лу, – прошептала она, едва дыша, – о, Лу!

Ослабев от желания, Молли невольно выгнула гибкую спину и обхватила руками его голову. Когда он целовал ее сосок, у нее почему-то болезненно и сладко ныло внизу живота.

Лу взял Молли за руку и повернул к себе спиной. Молли послушно ждала, что будет дальше. На лице ее играла улыбка.

Лу обхватил ладонью ее обнаженную грудь и принялся ласкать влажный сосок своими нежными пальцами, прокладывая по шее дорожку из поцелуев и бормоча бессмысленные слова страсти, перед которыми не смогла бы устоять ни одна женщина.

– Ты моя, милая, моя. Я хочу тебя, малышка. Я так хочу тебя, что не могу больше сдерживаться. Я еще никогда не хотел женщину так сильно, как тебя. Ты такая сладкая, такая невероятно красивая! Мне хочется целовать тебя везде. Позволь, малышка, я раздену тебя. – Его пылкие губы нежно покусывали изгиб се шеи и плеча. – У нас впереди целая ночь, милая. Позволь мне тебя любить. – Его губы скользнули вверх, а язык прикоснулся к мягкому ушку. – Я хочу целовать пальчики на твоих ногах и ямочки на коленях. – Молли содрогнулась. – Да, малышка. Я хочу, чтобы на твоем красивом теле не осталось ни одного нецелованного места.

Охваченная огнем, Молли томилась по его поцелуям.

Ей очень хотелось, чтобы он выполнил свое обещание, но она лишь шептала его имя, надеясь, что он воспримет это как «да». Да, да, да.

Лу дрожащими руками расстегнул первую пуговку на ее платье, мысленно моля Бога, чтобы эта белокурая красавица оказалась Фонтейн Гейер, а не Молли Роджерс. Это было бы таким счастьем! У него кружилась голова от аромата ее волос, от мягкой кожи и сладких поцелуев. Слова, которые он шептал, были правдой. Ни разу в жизни он не желал женщину так сильно, как сейчас. Ему хотелось выполнить свое обещание: раздеть ее донага и целовать ее теплое тело до тех пор, пока она не попросит овладеть ею. Он расстегнул вторую пуговичку. Лу боялся, что страсть помешает ему быть нежным. Он не хотел ее пугать. Если перед ним и в самом деле Фонтейн Гейер, она наверняка девственна. И тогда придется действовать медленно, держа в узде свою все возрастающую страсть.

Дрожащими пальцами он расстегнул третью пуговку и наконец четвертую, последнюю.

Дыхание Лу стало прерывистым. Он медленно стянул с нее платье и шелковые, отделанные кружевом панталончики.

С его губ сорвался стон разочарования.

Над кремовой ягодицей его богини темнела безупречной формы бабочка. У него перехватило дыхание.

– Что это, милая? След от ушиба? – задал он дурацкий вопрос.

Молли тихо засмеялась:

– Нет! Это родимое пятно. Бабочка. Никто, кроме тебя, его не видел. Если не считать моих родителей.

Лу уставился на проклятое родимое пятно. Удивление сменилось еще большим разочарованием, потом гневом и в конце концов холодной яростью. Он притронулся к темно-красному пятну и, к своей досаде, понял, что все еще хочет эту женщину. По крайней мере так реагировало его тело. Лу Хаттон крепко стиснул зубы.