Гауэйн ей поверил. В откровенности Эди было что-то такое, чему он мог и хотел доверять.

– Это цвета твоего клана? – спросила она.

– Да.

Он нагнулся, cнял сапоги и отставил в сторону. Снял чулки и отстегнул спорран[5].

– Что это за пакет? – поинтересовалась Эди.

– Это сумка, куда можно класть деньги.

Гауэйн заметил, что Эди изучает его: дюйм за дюймом. И ему казалось, что ей нравится увиденное, что ей безразличны жилистые англичане вроде тех, кого он видел в боксерских залах.

Герцог снял куртку и поднял рубашку гораздо медленнее, чем привык, стараясь не улыбаться. Его мышцы перекатывались под кожей, когда он стащил рубашку через голову и отбросил. Если бы Эди не понравилось его тело, у нее не было бы такого взгляда, в котором горело желание. Тот же неутоленный голод, который пожирал заживо и его.

Верно. Пора вернуться к плану. Он запомнил наизусть все пункты.

Эди, лежа на кровати, в подражание ему стащила сорочку через голову. Он тут же забыл, о чем думал. Ее великолепные груди вздымались, обрамленные грациозной аркой рук, а когда он глянул ниже, увидел изгиб внутренней стороны бедер и золотистый треугольник волос между ними.

Зрелище грозило затянуть Гауэйна в темную пропасть, где он окончательно потеряет самообладание. Он отказывался поддаваться. Вместо этого лег рядом, повернул жену к себе и стал ласкать. Целовал, пока губы ее не распухли и не потемнели, и она стала издавать тихие голодные стоны. Только тогда он позволил руке скользнуть по ее ключице и ниже. В то время как одна часть его мозга наслаждалась весом воистину ее великолепных грудей, другая – отмечала, как она извивается от его прикосновений, как кольцо ее рук на его шее сжимается все крепче, как дыхание становится учащенным и прерывистым. Он слегка укусил ее. Она пронзительно вскрикнула, и он мысленно вычеркнул один из пунктов списка.

Услышано, выучено и понято.

В какой-то момент Гауэйн сжал внутренние стороны ее бедер, – боже, именно это могло сбросить его в пропасть, мягкий изгиб этих бедер! Он хотел зарыться головой между ними и покрыть их укусами, а потом переместиться дюйма на два повыше и начать игру.

Но нет. Нужно думать о том, чтобы выполнить все пункты плана.

Поэтому он провел ладонями по ее бедрам и коснулся самой ее сути. Она была гораздо более розовой, чем он предполагал: более красивой, более мягкой, более влажной, как свернутый бутон. Эди вся дрожала, лихорадочно лаская его плечи, гладя там, куда могла дотянуться.

Но он не мог позволить себе думать об этом и потому старался не обращать внимания на сигналы, посылаемые ее ласками.

Она была влажной и готовой, но, когда он осторожно проник в нее пальцем, оказалась такой узкой, что он застыл.

– Гауэйн…

Он слышал ее голос сквозь туман. Учитывая размеры, его и ее…

Возможно, англичанки просто меньше… там… в точности, как бицепсы англичан тоже были меньше.

Проклятие!

Эди чувствовала себя так, словно не только сама переживает все происходящее, но и наблюдает со стороны. Оба лежали на кровати, но другое ее «я» смотрело сверху.

Она распластана, как лакомое блюдо, дрожит от крошечных эротических импульсов, распространяющихся по ногам. Она предполагала, что ей, возможно, стоит повернуться на бок. Так, чтобы ее ноги не выглядели слишком полными. Собственно говоря, ее ноги ей нравились, но вот бедра…

Гауэйн стал покусывать и лизать ее там, очень нежно, и ход мыслей спутался. Секунду спустя инстинкты одолели слабое ощущение ужаса, и она услышала свой крик: «Пожалуйста» – снова и снова, в точности, как показывала Лила в гостиной.

Когда он стал лизать, ее тело проигнорировало странные мысли, возникшие в голове. Рассудочная часть мозга чувствовала себя немного одинокой, что было глупо, учитывая, как Гауэйн целовал ее…

Ноги только успело обдать странным жаром, когда он остановился и снова навис над ней.

– Думаю, ты готова, Эди.

Она нахмурилась. Эта фраза заставила ее почувствовать себя чем-то вроде подходящего теста и немедленно развеяла теплую дымку. Но она кивнула и притянула его к себе, потому что все еще чувствовала себя одинокой.

– Я так хочу тебя, – прошептал он хрипло, целуя ее в губы. – Но боюсь причинить тебе боль.

Эдит невольно улыбнулась. Теперь, когда его лицо было так близко, она чувствовала себя гораздо лучше.

– Мне говорили, что это вовсе не так уж больно. Лила назвала эти слухи старушечьими сказками.

Он приподнялся, и его плоть уперлась во вход в ее лоно. Эди зачарованно смотрела вниз. Он выглядел огромным, как ножка гигантского розового гриба – точная, хотя не слишком романтическая метафора.

Первые несколько секунд все было хорошо. Странно, но хорошо.

Гауэйн остановился и спросил:

– Ну как?

Все это было так интимно, что Эди с трудом выносила происходящее. Его лицо было рядом. Ближе, чем лицо любого другого человека прежде. И часть его тела была внутри ее лона. Эди вся дрожала. Хотелось оттолкнуть его и в то же время – притянуть ближе.

– Мне хорошо, – выпалила она, тяжело дыша.

– Я могу продолжать?

Эди кивнула.

Гауэйн сжал бедра, и с этого момента все пошло не так уж хорошо. Эдит невольно втянула в себя воздух и вонзила ногти в его плечи.

– Я делаю тебе больно?

Его голос упал на целую октаву.

– Немного, – выдавила она.

Немного? Да это пытка!

– Мне остановиться, Эди? Завтра мы можем снова попробовать.

Эди потеряла всякие следы былой счастливой чувственности, владевшей ею всего несколько минут назад. Ее тело разрывали. Но не хватало еще, чтобы на следующий день все началось сначала! Одно тревожное ожидание убьет ее!

– Ты просто должен это сделать, – простонала она. – Только скорее. Пожалуйста.

Он поцеловал ее в губы. Нежно и сладко.

И резко подался вперед: одно сильное, конвульсивное движение, которое, казалось, заняло то ли минуту, то ли час. Эди содрогнулась от боли, от давления, от ощущения того, что ее режут надвое.

Он застрял в ней, как пробка в бутылке. Теперь Эди была вне себя от боли. Поток проклятий проносился в голове: все, что она скажет Лиле при следующей встрече. Так боль всего лишь старушечьи сказки? Черта с два!

– Ты уже? – прошептала она, видя, что он не двигается. Его хриплое дыхание отдавалось в ее ушах.

– Нет.