В отличие от отеля «Нерот», здесь у них были отдельные комнаты: возможно, в гостинице просто не нашлось достаточно роскошного номера для обоих. После горячей ванны, снова почувствовав себя человеком, Эди спустилась в отдельную столовую. Она не могла отделаться от назойливого беспокойства: будет ли сегодня так же больно? Может стоит рассказать Гауэйну про все страхи, прежде чем он придет в ее постель.

Как только они сели за стол, дворецкий Бидл пустился в бесконечные описания чего-то, выглядевшего, по мнению Эди, как пирог с ветчиной, хотя дворецкий выговорил более затейливое название. Когда Бидл ушел, его место занял Риллингз, сообщивший, какое вино будет подано первым.

Лакеи, стоявшие у стены за спиной Эди, казалось, ничего больше не делали, кроме как наполняли ее бокал. Стоило ей сделать пару глотков, как кто-то выбегал вперед и брал бутылку с вином. Это так раздражало, что, когда подали второе блюдо и Риллингз торжественно открыл бутылку токая, Эди отказалась.

– Я бы предпочла воду, – сказала она.

Риллингз нахмурился.

– Вода в подобном заведении скорее всего будет несвежей или вредной, ваша светлость.

Эди вздохнула и взяла бокал с вином. Оно оказалось более сладким, чем она любила.

– Токай изготовляют в Венгрии, – сообщил Риллингз. – Его золотистый цвет получается из токайского винограда, который…

Когда он, наконец, изложил всю историю токайского вина и покинул комнату, Эди отодвинула бокал.

– Гауэйн, почему нам необходимо знать происхождение каждого сорта вина, которое мы пьем? Я бы предпочла не знать, что виноград может быть заражен плесенью.

– Не думаю, что «заражен» – это верный термин. Тот налет, который образуется на ягодах, называется благородной плесенью.

– Мне все равно, благородная она или нет. Я бы предпочла просто пить вино, не выслушивая лекции по поводу каждого сорта.

– Понимаю, – кивнул Гауэйн. – Я попрошу Риллингза давать мне отчет в другое время.

– Еще один отчет. Сколько отчетов ты выслушиваешь ежедневно? Зачем еще и этот?

– Мы заплатили тридцать фунтов за дюжину бутылок этого вина. Если я иду на такие расходы, хотелось бы точно знать, что получаю.

Вся эта история со свадьбой лишала Эди равновесия. Она не могла прекратить наблюдать за собой и своей жизнью. С одной стороны, она сидела за столом с мужем, с другой – наблюдала, как леди Эдит Гилкрист, нет, герцогиня Кинросс обедает с герцогом Кинроссом, пока четыре лакея мечутся по комнате, предугадывая их невысказанные желания. Бидл входил и выходил, дирижируя появлением новых блюд. Герцогиня попробовала кусочек миндального торта и съела пару ложек силлабаба[6]. Потом подали еще одно вино и нежный мусс из цветов бузины.

– Пожалуйста, передайте мои комплименты хозяину гостиницы. Мусс великолепен, – заметила Эдит.

– Я передам повару его светлости ваши слова, – поклонился Бидл перед тем, как выйти.

Эди подняла брови.

– Повар путешествует со мной, – пояснил Гауэйн.

– По-моему, это несколько чрезмерно…

– Я установил этот порядок три года назад, после того как мы отравились и пролежали пять дней – а один грум едва не умер, поев приготовленных в гостинице блюд. И тогда я решил, что это стоит дополнительных расходов на лишнего человека в нашем окружении.

Эди кивнула, глядя в тарелку, на которой красовался герцогский герб.

– Именно поэтому ты путешествуешь с собственным фарфором.

– Совершенно верно. Правда, существует очень мало исследований относительно болезней подобного рода. Но состояние кухни и посуды, несомненно, играет определенную роль.

Что ж, вполне логичная и неопровержимая причина, как и для всех обычаев и привычек герцога. Он нуждается в таком количестве грумов, потому что один человек ежедневно выезжает в Шотландию, а его заменяет тот, кто прибывает в Лондон. Управители поместий тоже приезжают и уезжают. Поверенный может понадобиться в любую минуту. Бардолф действительно нужен постоянно…

– Я не привыкла к такому большому обществу, – заметила Эдит. Очень хотелось пояснить, что это ей не нравится. Но она не могла заставить себя это сделать.

Гауэйн представлял собой сгусток энергии. Неудивительно, что он держал своих людей в постоянном напряжении и движении. Его ум работал сразу в нескольких направлениях. Все происходившее имело для него смысл. Имело смысл возить с собой повара, чтобы не рисковать провести еще пять дней в постели…

Проблема в том, что все заранее расписано, включая отношения с женой. Она прекрасно знала, что его огромное тело натянуто, как тетива, и полно желания к ней. Он был в таком состоянии целый день, на протяжении всех разговоров об акрах, пшенице и ловушках на угрей. Каждый раз, встречаясь с ним глазами, Эди видела почти безумие. Неодолимое желание. Но уединение, похоже, было ограничено спальней, да и то после ужина.

– Боюсь, я редко бываю один, – заметил он, угадав ее мысли. – Ты, конечно, можешь составить свое расписание, хотя задача управления большим домом может означать, что у тебя останется меньше времени упражняться на виолончели.

Эдит резко вскинула голову, надеясь, что муж шутит. Но он был абсолютно серьезен. Выражение лица было извиняющимся, словно он начинал понимать важность музыки в ее жизни… но, очевидно, до конца не понял.

Эди никогда не заботилась о таких вещах, как слуги и еда. Правда, Мэри, ее горничная, всегда влюблялась в лакеев и рыдала, когда ее обманывали. Было бы нелегко заменить ее. Она привыкла давать горничной носовые платки и самостоятельно причесываться, пока слушала последнюю романтическую историю. Гауэйн берег каждую минуту. Эди берегла только время на виолончель.

– Я играю на виолончели по три часа каждое утро. И работаю до полудня. – сообщила она. – Я бы работала и дольше, но правая рука устает и нужно отдохнуть. И как ты видел, я часто играю и перед сном.

Он отложил вилку.

– В этом случае, тебе понадобится помощь в управлении хозяйством.

– А кто все это делает сейчас?

– Моя экономка, миссис Гризли.

– Уверена, она прекрасно справляется.

В привычках Эди было позволять людям делать то, что они делали лучше всего, и хвалить их за это. Уже было понятно, что она и Гауэйн – абсолютно разные люди. Он правил – именно правил – огромным поместьем, не упуская даже мельчайших деталей.

– Гауэйн, ты когда-нибудь что-нибудь забываешь?

– Вчера мне пришло в голову, что я забыл лицо своей матери.

В его голосе не было сожаления.

– Я имела в виду факт или цифру.

– Мне повезло иметь такой мозг, который запоминает все. Так что от меня ускользает очень немногое.