Появление Уимзи было встречено приветственными возгласами:

— А вот и его светлость!

— Вот и он! Заходите скорее!

— Вот человек, который сейчас наконец нам все расскажет!

— Расскажет что? — подозрительно осведомился Уимзи, хотя отлично знал ответ на этот вопрос. — Может быть, вернемся к обсуждению работ Леже[31]?

— К черту Леже! Выкладывайте все о деле бедняги Кэмпбелла! Это просто ужасно! Полиция ходит по домам… Никому не дает ни минуты покоя. Как хорошо, что у меня стопроцентное алиби, иначе я сам бы уже начал чувствовать себя преступником.

— Только не вы, Боб, — сказал Уимзи.

— Откуда вы знаете? Но по удачному стечению обстоятельств в понедельник вечером я как раз обедал у провоста и вернулся домой только к полуночи, а во вторник утром много народу видело, как я прогуливался по Сент-Катберт-стрит. Но скажите нам, Уимзи, вы, который на короткой ноге со всей полицией округа…

— Мне нельзя ничего говорить, — жалобно промямлил Питер, — и вы не должны меня искушать. Это нечестно. Как бы я ни любил вас, Боб, честь дороже. Мало того, предполагается, что это я должен выяснить массу фактов, при этом сам не разглашая никакой информации.

— Все, что нам известно, мы вам расскажем без утайки, — вступила в беседу мисс Сэлби.

— Правда? — обрадовался его светлость. — Тогда скажите, сколько еще сотен людей в графстве, кроме Джока, знали, что Кэмпбелл собирается во вторник в Миннох, а?

— Проще спросить, кто не знал, — усмехнулся доктор. — Он сам и заявил об этом здесь в воскресенье вечером. В тот день бедняга делал подготовительные наброски. В понедельник он намеревался пойти порыбачить в какое-то дивное местечко, о котором никому не собирался рассказывать…

— Я все равно знаю, где это, — вставил Грэхем.

— Молодец! А во вторник он собирался писать в Миннохе с натуры, если, конечно, продержится хорошая погода. Ты же слышала, как он это говорил, Мэри.

— Да, — подтвердила мисс Кошран.

— Я тоже был тогда здесь, — вступил в разговор Фергюсон, — и я отлично это помню. Кажется, я даже сболтнул об этом Фаррену в понедельник утром, потому что у него во вторник намечался пикник у залива Бриггауз и он сказал, что надеется не натолкнуться там на Кэмпбелла.

— Я тоже знал, — сказал Стрэтчен. — Мы с женой видели его в воскресенье, как, кажется, я уже говорил вам, Уимзи.

Питер кивнул.

— Какая нехарактерная разговорчивость для Кэмпбелла, — тем не менее заметил он.

— Ну что вы! — вступился за покойника Боб. — Кэмпбелл был не таким уж плохим парнем, если нормально его воспринимать. У него была несколько агрессивная манера общения, но, мне кажется, это все из-за того, что он всюду чувствовал себя некстати. Он не мог прожить и дня без того, чтобы не затеять с кем-нибудь жуткий спор.

— Кэмпбелл был упрямым человеком, — вставил свое слово начальник порта.

— Да, но тем забавнее он выглядел. Именно поэтому никто не мог воспринимать его всерьез.

— А Гоуэн почему-то воспринял слова Кэмпбелла серьезно, — заметил доктор.

— Ну да, Гоуэн все воспринимает слишком серьезно, и прежде всего самого себя.

— Все равно, — сказала миссис Андерсон, — Кэмпбеллу ие следовало так отзываться о Гоуэне.

— А где сейчас Гоуэн? Кто-то говорил, что он в Лондоне. Кстати, Уимзи, куда подевался Уотерз?

— Не имею ни малейшего представления. Насколько я мог выяснить, подразумевается, что он в Глазго. Фергюсон, вы его там видели?

— Нет. Полиция меня об этом спрашивала. Как я понял, во всем подозревают Уотерза?

— Уотерз был здесь в воскресенье вечером, — отметил доктор, — Но вскоре после появления Кэмпбелла ушел.

— Доктор, вам нет цены, когда дело касается фактов. Но если Уотерз был в Глазго, он просто не смог бы попасть в Миннох.

— Странно то, — сказала мисс Сэлби, — что никто не видел его в Глазго. По идее, он должен был ехать на том же поезде, что и мы. Но его в нем не оказалось, ведь так, мистер Фергюсон?

— Я его не видел. Хотя нельзя сказать, чтобы я специально таращился по сторонам. Вас двоих я сразу приметил — вы сели в поезд в Дамфрисе. Еще раз я столкнулся с вами на вокзале в Глазго, но потом уехал, довольно-таки поспешно. Мне нужно было кое-куда заехать перед тем как отправиться на выставку. Кстати сказать, дело было довольно неприятное. Что-то случилось с двигателем в моей машине. Иначе я мог бы рано утром выехать на автомобиле к поезду, отходящему из Дамфриса в половине восьмого утра, вместо того, чтобы ждать этого дурацкого состава в одиннадцать двадцать две, который останавливается на каждом полустанке.

— Чем путешествовать на этой безнадежной улитке, — заметил Уимзи, — я бы подождал еще немного и поехал на час сорок шесть пополудни.

— То есть на десять сорок шесть утра из Гейтхауса. Я правильно понял?

— Или на одиннадцатичасовом автобусе. Он прибывает в Дамфрис в двенадцать часов двадцать пять минут.

— Нет, — сказал Стрэтчен, — это воскресный автобус. По будням он отходит ровно в десять утра.

— Не будем спорить. В любом случае, я не мог задерживаться, — вернулся к своей одиссее Фергюсон. — В три часа пятнадцать минут после полудня у меня была назначена встреча на выставке, а поезд в час сорок шесть прибывает в Глазго только в три часа тридцать четыре минуты. Пришлось пойти на это мучение. Но самое противное, что тот человек в назначенный час не явился. В отеле я обнаружил записку, в которой было сказано, что он срочно уехал навестить больного родственника.

— Больные родственники должны быть запрещены законом, — изрек Уимзи.

— Да, это было уж слишком, черт побери! Ну что делать? Тогда я взял свой злосчастный двигатель и отнес его в «Спаркс энд Крисп», и он все еще там, пропади все пропадом! Что-то неладное с обмоткой… Насколько я мог понять, они и сами не разобрались, в чем там дело. И это практически в новой машине! Она прошла-то всего тысячу миль! Я предъявил иск по гарантии.

— Ну, ничего — успокоил Фергюсона Уимзи. — Зато механики из «Спаркс энд Крисп» обеспечат вам славненькое алиби.

— Да. Хотя даже не помню точно, когда я туда попал. Но они смогут сказать. Я ехал на трамвае. Думаю, добрался до места около трех часов дня. Поезд, конечно, задержался на четверть часа… Ну как всегда.

— Он опоздал чуть ли не на двадцать минут, — строго поправила Фергюсона мисс Сэлби. — Это было весьма досадно. Опоздание сократило время нашего общения с Кэтлин.

— Поезда в провинции всегда опаздывают. Это закономерно и специально делается для того, чтобы проводник и машинист могли выходить на каждой остановке и любоваться на садик начальника станции. Ну, знаете эти соревнования садоводов и огородников… О них пишут в журналах, которые продаются на вокзалах… Вот так они и проводятся. Машинист выходит в Киркганзеоне или Бридж-оф-Ди, захватив с собой рулетку. Измеряет призовой кабачок и говорит: «Два фута четыре дюйма. Никуда не годится, мистер МакГеох. Тот, что в Далбитти, обгоняет ваш на два дюйма. Ну что, Джордж, пойди теперь ты взгляни на него». Тогда туда идет проводник и говорит: «О да! М-м… Будет лучше, если удобрить его перегноем, птичьим навозом и экстрактом азиатского ландыша». А когда они возвращаются в Далбитти, то говорят там, что кабачок в Киркганзеоне растет прямо у них на глазах. Почему вы смеетесь? Я знаю, так оно и есть на самом деле. Чем им еще сдается заниматься на этих непрерывно сменяющихся станциях?