её руки. – Помоги! – крикнул он куда-то, и пара прохладных рук схватили её за запястья.

«Мастер», – подумала Кира.

– Открой глаза, хорошая, – Йохан говорил очень спокойно.

Кира была уверена, что если посмотрит на куб, он выжжет ей глаза. С другой стороны… Воспоминание о единой энергии ещё было живо в ней, хоть и уходило. Если хоть что-то из этого правда – то какая разница?

Она открыла глаза.

Йохан сидел в её рабочем кресле. Она лежала у него на руках. Никакого инфернального света не было – просто дневной из окна.

– Что это было? – Она посмотрела на свои руки, которые совсем недавно были корнями. Под ногтём застряла песчинка. Кира вытащила её и положила на ладонь. Показала Йохану и стоящей перед ними на коленях Мастеру. – Откуда в моём кабинете песок из Руб-эль-Хали?

– Это же твой кабинет, – Йохан продолжал нежно гладить её по голове и помог сесть. – Тебя надо спросить.

Кира соскочила с его рук. Наступила на какую-то статуэтку, подвернула ногу и чуть не упала. Йохан успел поймать её за руку, но она тут же вырвалась и почти кубарем оказалась у окна.

– Нет, – прошептала она. – Не может быть. Нет, нет, нет.

Почувствовав её взгляд, он поднял голову. Кира положила ладонь на стекло и прижалась к нему носом – как в детстве, когда ждала Деда Мороза. Он посмотрел на неё. Белое в белое. Его волосы были рыжими. Не как её, огненными, а, скорее, медовыми, собранными в хвост на затылке. Нос усыпан мелкими веснушками. Он улыбнулся.

– Нет, – она ударила ладонью по стеклу. – Нет! – стекло зазвенело, шина уже катилась. – Нет, Йохан, стой!

Йохан перехватил её руку, не дав ударить в третий раз, резко развернул и прижал к себе. Посмотрел через её плечо на улицу. Потом оглянулся на Мастера.

– Кажется, показался.

Кира с силой сжала ворот его рубашки.

Интерлюдия 4. Художница

Кира обмакнула кисть в воду и посмотрела на получившееся полотно. Заснеженные пики, окрашенные золотым рассветом, и безоблачное ледяное небо над ними.

– Очень неплохо, – Макс смотрел через её плечо.

– Спасибо, – Кира мечтательно улыбнулась. Картина всё ещё держала её.

– Пусть сохнет, в следующий раз заберёшь.

– Ага, – Кира стряхнула оцепенение и стала собирать краски и кисти.

– Не хочешь кофе выпить? – спросил Макс.

Кира подавила импульс взглянуть на часы. У Анхеля сегодня вечерняя смена, у неё ещё есть несколько часов в запасе. Почему бы и нет?

– С удовольствием, – улыбнулась она.

– Ты на машине?

– Я не вожу, – она покачала головой.

– А, понятно. Подождёшь немного? Мне надо… – он сделал круговое движение рукой, обводя ею студию, где собирались остальные ученики.

– Да, конечно. Мне тоже надо тут всё убрать.

Макс улыбнулся и отошёл от неё. Кира поймала на себе заинтересованные взгляды одноклассниц. Проигнорировав их, она продолжила мыть кисти. А потом села на стол, открыла книгу в телефоне и стала читать.

– Кира? – позвала её женщина, с которой они обычно ходили до метро. Она писала странные абстракции. Впрочем, какими ещё могли быть абстракции? Кире всегда казалось, что упрощение в её работах не было осознанным выбором. Просто иначе она не могла и не хотела. – Идём?

– Нет, сегодня без меня, – Кира тепло ей улыбнулась. – До следующего четверга!

– Хм. До четверга.

– Пока, Макс, пока, Кира, – люди прощались и уходили. Вскоре они остались вдвоём. Макс бросил на неё взгляд.

– Не шевелись, – сказал он.

Кира чуть склонила голову и усмехнулась.

Студия находилась в мансарде с огромными косыми окнами. Зимой они в основном были завалены снегом, но весенними долгими вечерами закатное солнце заливало всё помещение рыже-розовым светом. Макс выскользнул из пальто, схватил ближайший мольберт, скинул с него картину (ту самую абстракцию) и поставил на него чистый холст.

Он писал тушью. Уверенные, жёсткие линии. Кира меланхолично улыбнулась.

– Не шевелись! – повторил он.

Кира потянулась, как кошка, и села поудобнее. Макс зашипел. Кира ухмыльнулась и замерла.

Происходящее было наполнено глубоким интимным смыслом. Макс с таким же успехом мог повернуть её задом, положить грудью на стол и оттрахать. Возможно, для него это имело бы даже меньше значения, чем то, что происходило сейчас. В конце концов, секс – это просто секс. Поэтому Кира послушно сидела и ждала, что же получится из этой затеи.

Он отставил тушь и взял акварель. Буквально четверть часа – и всё было кончено.

Макс отошёл от холста и как будто только в этот момент заметил Киру. Всё время, что смотрел на неё до того, он смотрел на игру цветов и теней, на арт-объект, который оживил что-то в его сознании, а не на живую женщину на столе. И только теперь он осознал, насколько грубо вторгся в её личное пространство.

– Прости, – смущенно пробормотал он.

– Да ничего, – она пожала плечами. – Меня ещё никто никогда так внезапно… не писал. Можно?.. – она указала на холст.

Макс удивлённо моргнул, как будто не понял, о чём она говорит. Кира рассмеялась.

– Ах да, – в его голосе мелькнули странные нотки отрешённости и… отвращения?

Кира спрыгнула со стола и подошла к холсту.

Черные линии формировали причудливый силуэт. Рыжие всплески акварели полностью игнорировали чёрные границы и складывались в собственный рисунок. Казалось, что два совершенно не имеющих друг к другу отношения изображения ворвались в миры, им не принадлежащие. И только вместе получили призрачное право на существование. От картины веяло отчаянием, одиночеством и страхом.

Кира вздрогнула.

– Это я?

– Это картина, – сам голос Макса стал плоским и безжизненным.

– С тобой всё хорошо? – обеспокоенно спросила Кира.

– Да, – Макс вздохнул. – Так… бывает. Когда я создаю что-то … стоящее. Слушай, Кира, по поводу кофе. Прости, сегодня, наверное, не получится, – он покачал головой. – Мне жаль.

– Да ничего, – она с беспокойством смотрела на него. С удивлением она обнаружила, что где-то внутри у неё шевельнулся интерес к нему, которого она раньше не испытывала. – В другой раз.

– Да, – рассеянно повторил он. Кира не была уверена, что он понимает, с кем он говорит и что вообще произносит. Он всё ещё был целиком в своей картине. – В другой раз.

– Пока, Макс.

– Ага.

Когда она выходила, он всё ещё смотрел на холст.

Кира вернулась домой и флегматично принялась за домашние дела. После памятного ужина прошло чуть больше месяца, и Кира с Анхелем, казалось, помирились. Хрупкость этого мира витала в воздухе, поэтому Кира вела себя максимально осторожно.

За ужином Анхель рассказывал ей последние слухи с работы, и она смеялась вместе с ним, когда ей пришло сообщение.

«Прости, я не