Он чему-то усмехнулся, затем продолжил в язвительном тоне.

– Вот как, по-моему, вы должны смотреть на это дело: по естественному праву имущество отцов принадлежит их детям и, хотя законы у всех народов, расходясь между собой, во многом друг другу противоречат, в этом случае как у римлян, так и у варваров они сходны и, согласуясь друг с другом, признают детей полными наследниками отцовского имущества. Поэтому, если вы согласитесь на первое предложение, усыновить Хосрова, вам останется принять и всё остальное… Сделаете его своим наследником!..

В палате установилась ещё более напряжённая тишина.

У Юстина перехватило дыхание от панической мысли, что он так легко мог вляпаться в пагубное для империи дело.

Племянник Юстиниан был тоже смущён и молчал после такого урока дальновидности, который преподал им квестор Прокл.

Наконец Юстин и его племянник словно очнулись, поспешно согласились с квестором.

– Что же нам тогда ответить на послание шаха?! – воскликнул Ефраим.

– Надо думать!.. На сегодня достаточно! – сказал Юстин, прерывая заседание, вылившееся в непристойный конфуз для него.

Договорились встретиться через неделю, чтобы обсудить дальше это дело.

Но к тому времени Кавад прислал Юстину другое письмо. В нём он говорил о своём намерении послать к нему знатных лиц с тем, чтобы был заключён мир и письменно закреплено, каким образом ему угодно произвести усыновление его сына.

Срочно собрались снова тем же составом.

Все смотрели на квестора, ожидая дальнейших объяснений.

– У них одна цель: как бы присвоить себе самым спокойным образом всю державу римлян! – высказался категорически Прокл. – Советую как можно скорее заключить с ними мир и с этой целью послать первых лиц империи!..

– А если Кавад спросит: каким образом должно произойти усыновление Хосрова? – спросил его Юстин.

Прокл думал всего несколько секунд:

– Пускай отвечают прямо: так, как это происходит у варваров!..

При этом он объяснил, что варвары производят усыновление не с помощью грамот, а вручением оружия и доспехов… И только!..

Прокл больше ничего не сказал.

Тогда Юстин дал задание секретарю подготовить ответ послам Кавада в таком духе, как советовал Прокл.

Послам шаха вручили письмо Каваду с сообщением, что вскоре за ними прибудут знатные ромеи, которые решат все вопросы и с заключением мира, и относительно Хосрова устроят всё наилучшим образом.

* * *

На этот раз Юстин направил послом для переговоров с персами стратега востока патриция Ипатия, племянника покойного Анастасия, и Руфина, сына Сильвана. Руфин был другом самого шаха и пользовался благожелательным отношением со стороны жены Кавада. Это он советовал шаху оставить трон его сыну – Хосрову. К ним в помощники прибавили ещё двух знатоков римских законов. Для охраны посольства Юстин выделил пять сотен гвардейцев.

Послы съехались на самой границе Византии и Персии, в местечке, отстоящем от Амиды на сорок миль, где Тигр врезается в Тур-Абдин, «гору отцов», а слева впадает в него Батман, пограничная река.

Слуги поставили шатры для послов на своём, правом берегу Тигра. На другом, левом берегу уже белели шатры персидских послов, тоже явившихся с большой охраной.

Центурион переправился с двумя легионерами на другой берег, в стан персов. Встретившись там с персидскими послами, он договорился с ними, что палатку для переговоров послов поставят на византийском берегу, в стороне от их лагеря.

На следующий день послы съехались в палатке для переговоров, уселись за стол. Представившись, они приступили к делу, которое привело их сюда, о чём просил их шах Кавад.

Но персидские послы, вместо того чтобы начать обсуждать дело с усыновлением, сразу же обвинили послов Византии в прошлых грехах.

– Вы насильственно и безо всякого права завладели Лазикой!.. Она же издревле принадлежала Персии!..

Ипатий с помощниками стали приводить доводы, опровергающие это, с тем же королём Лазики, отцом Цафия.

– Отец Цафия, король Замнахес, был коронован персидским шахом Кавадом, как подданный его! – возразили персы.

– Хочу напомнить, что Лазика стала христианской сто лет назад! – выступил Ипатий в защиту Лазики. – Тогда в ней был король Губас. Он был в добрых отношениях с императором Львом I. Однажды он прибыл с визитом в Константинополь, был принят императором. Приехал он специально, чтобы посетить известного святого Даниила. Тот жил на столбе вблизи Константинополя в течение тридцати трёх лет… Губас был восхищён видом этого самого Даниила. Вернувшись в свою страну, он всячески восхвалял святого… Сейчас же вся Лазика является давно христианской! Шах же Кавад силой принудил короля Замнахеса на то коронование!..

Когда же он спросил персов, где сейчас царевич Хосров, послы ответили, что он неподалёку отсюда стоит своим лагерем, ждёт, когда установится мир с той и другой стороны, чтобы затем отправиться в Константинополь.

– Но усыновление Хосрова должно произойти так, как полагается у варварских народов! – разъяснил сразу же откровенно византийскую позицию Ипатий. – Вручением оружия и доспехов! Но не оформлением грамотой!..

Когда толмач перевёл это персидским послам, они сначала даже не поняли, в чём тут различие… Затем в палатке раздались возмущённые возгласы.

– Всё! Прерываем переговоры!.. Это мы донесём сейчас же до Хосрова!..

Они покинули палатку и уехали к себе, на свой берег Тигра.

Вскоре Ипатию донесли лазутчики, что Хосров, переговорив со своими послами, немедленно уехал с места переговоров. Уехал он озлобленным, обещая отомстить за оскорбление.

Война с Персией стала неизбежной.

* * *

В 523 году, год ареста Боэция, несчастья обрушились на королевство остготов, на самого короля Теодориха. Умер его зять, король вандалов Трасамунд, самый могущественный его союзник. Сигарих, сын его дочери Ариагни, его внук, был убит в том же году собственным отцом, бургундским королём Сигизмундом. Ариагни умерла до этого, и Сигизмунд женился на женщине низкого происхождения, привёл в дом мачеху. Та же довела его до убийства своего же сына. В августе 523 года умер папа Хормисдас I, поддерживающий короля Теодориха в его умеренной религиозной политике к арианам, остготам, к нему самому, Теодориху. Новый папа Иоанн, в отличие от предшественника, стал склоняться в сторону Византии, ортодоксального христианства. Эту же тенденцию заметил король Теодорих и в римском сенате. В содеянном с Боэцием и Симмахом он не раскаивался, но видел, что его двадцатилетний труд, здание федерации, шатается, вот-вот развалится, а там, глядишь, скоро будет лежать в руинах.

«Как получилось, что с Евтарихом, его консульством, закончилось и удачливое, можно сказать, золотое время Остготского королевства?» – задавал сам себе вопрос Теодорих и не находил ответ.

От этого он всё больше приходил к мнению, что действительно Бог правит всем в этом мире.

Ведь