Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Солнечный эльф окинул его взглядом. Ты был когда-нибудь в Амрутларе?
Соррелл нахмурился, услышав странный вопрос. Был. Много лет назад.
Далеко от Юирского Леса, если идти по поверхности?
Соррелл пожал плечами. Дней десять. Может, чуть больше, в зависимости от погоды. А что?
Пендаран указал на труп. Город, который она назвала, – Брундаг – находится приблизительно под Амрутларом. Дорога в Подземье займет вдвое больше. Связанные между собой туннели, покрывающие такое расстояние, вряд ли отличаются особым удобством.
Соррелл видел, к чему клонит солнечный эльф. Портал?
Пендаран кивнул. Он повернулся назад к трупу:
– Где находится портал, которым воспользуются разведчики, чтобы попасть в Брундаг?
– В маглустарн сарг заунил.
Соррелл придвинулся ближе. Что она сказала?
Ничего полезного, ответил Пендаран. «Отдельное место изучения боевого искусства» – термин дроу для обозначения воинской академии, расположенной вне стен города. Она может быть где угодно. Нам нужно что-то более конкретное, чтобы Кора смогла обнаружить ее с помощью своей магии.
По испытующему взгляду солнечного эльфа Соррелл понял, что Пендаран ждет от него ответа. Но все знания Соррелла о членах Черного Кулака ограничивались его желанием видеть их мертвыми.
Он облизнул губы. А разве у академии нет названия?
Что ты имеешь в виду?
Ну, у них всегда есть названия… в балладах. У дворцов, храмов…
Глаза Пендарана загорелись. Давай выясним. Затем, обращаясь к трупу:
– Как называется ваша академия?
– Маглустарн Джайнна'хиль Криш.
Монастырь Черного Кулака, повторил Пендаран. Кора, слышала?
Да.
Пендаран поднялся. Все ко мне, мы выдвигаемся.
Остальные члены отряда, подтвердив получение приказа, направились в пещеру. У вошедшей Коры лицо было мрачней обычного. После короткого обмена мыслями с ней, Пендаран повернулся к группе.
Академия находится внутри фаэрзресса, сообщил он.
Темные Мстители стали нервно переглядываться.
Что… что это значит? выпалил Соррелл.
Фаэрзресс искажает магию. Если попытаемся туда телепортироваться, можем оказаться внутри камня.
Может, нам разделиться? предложил Адаир.Это гарантирует, что кто-то из нас выживет, чтобы продолжить охоту.
Пендаран покачал головой. Бесполезно. Талакз опережает нас намного. Если не телепортируемся, мы не догоним их. Но… шансов все равно мало. Будем надеяться на чудо.
Шевараш, даруй нам его, прошептала Кора.
Если же все пройдет удачно, мне понадобится каждый из вас, продолжал Пендаран.
Повисло короткое молчание. Я готова, сказала Кора.
Мы… тоже, почти одновременно проговорили братья.
Набрав воздух, Соррелл посмотрел в глаза командира. «Не знать покоя, пока смерть не придет за нами». Я иду.
Пендаран кивнул, будто и не ждал другого. Хорошо. Отправляемся.
Соррелл сжал булаву.
– Возмездие, – прошептал он, вспоминая…
Они с Далмарой проходили через Долину Теней, направляясь в Тилвертон, и остановились на ночь в «Старом Черепе», таверне, получившей свое название благодаря куполообразной возвышенности из белого гранита, которая находилась неподалеку. Местечко было уютным, с низким закопченным потолком из твердых брусьев и теплым огнем, потрескивающим в камине и защищающим от ночного холода. Соррелл и Далмара заработали на ужин своим пением; он играл на лютне, она – на цимбалах. Они выступали по очереди: пока один пел, другой приглядывал за Ремми.
Они надеялись, что Ремми уснет, но мальчуган, как обычно, купался во всеобщем внимании посетителей таверны. Соррелл смастерил для сына крошечную лютню, и Ремми в ту ночь «играл», не уставая – он бренчал, даже толком не зная, как правильно дергать за струны, и пел песню собственного сочинения к умилению всех собравшихся.
– Папа лад, папа иглает на лю-ю, – лепетал он. – Мама иглает на цимла-ла.
Завсегдатаи таверны покатились со смеху, когда Ремми стал раскланиваться, весь сияя.
– Хлоп! – подзадоривал он их. – Хлоп-хлоп!
В ту ночь был эль, смех и много песен. Соррелл подумал, что Далмара увела Ремми наверх, уложив его в постель; Далмара думала, что Ремми находится с ним. Соррелл до сих пор помнил выражение ужаса на лице жены, и как у него все обмерло внутри, когда они поняли, что их сын ушел куда-то один.
– Он не мог уйти далеко, – успокаивал Соррелл жену, молясь, чтобы так и было.
– Мы найдем его, – сказала она, с тревогой в глазах.
Соррелл отложил лютню, встал.
– Кто-нибудь видел нашего сына?
Посетители пожимали плечами, качали головами.
Потом послышался визг из подвала таверны, затем крик и звон стали.
Соррелл с трудом протиснулся сквозь толпу людей, загородивших вход в подвал. Сейчас он лишь смутно помнил бледное лицо пронесшейся мимо него официантки и следопыта с мечом в руке, смотрящего на арбалетную стрелу в своей ноге. Соррелл не помнил точно, как выглядел этот следопыт: был ли он высоким или низким, с темными или светлыми волосами, был ли он эльфом или человеком. В ту ночь его глаза не видели ничего, кроме кинжала на полу… и тела его сына, лежащего рядом.
Он помнил, как поднял тельце сына, завывая: «Нет, нет, нет, нет…», когда маленькая головка безвольно откинулась назад – головка, которую он бережно поддерживал, когда сын был еще слишком маленьким, чтобы держать ее самостоятельно. Он помнил, как рядом возникла Далмара и закричала: «Он холодеет!», тормоша Ремми за руку в тщетной попытке привести его в чувство. Помнил рану: ужасную, кровоточащую дыру на руке сына. В этой ручке он когда-то держал игрушечную лютню, которая теперь растоптанная лежала рядом. Представил, как его сын в ужасе пытался закрыться от удара кинжала. Он помнил слова следопыта: «Бесполезно, клинок отравлен», каждое слово – ледяной камень, брошенный в сердце Соррелла. Помнил, как кто-то наверху звал священника. Но никто так и не пришел.
А потом Далмара с побелевшим лицом и красными от слез глазами сказала страшную правду:
– Ремми не обращен в веру. Никто из богов не заступится за него. Он придет на Равнину Фуги один.
Ее взгляд упал на отравленный кинжал. Лицо посуровело.
– Я не… дам демонам… забрать моего сына.
Она подняла кинжал.
Соррелл схватил ее за запястье:
– Нет! Я не позволю тебе!
Взгляд Далмары стал ледяным, она протянула кинжал Сорреллу, лезвием к себе.
– Тогда сделай это ты.
Глаза Соррелла расширились, он выпустил ее руку.
– Я люблю тебя, – все, что