Бвана моргнул пару раз, а потом плюнул. И не оглядываясь, пошел прочь.

Машка посмотрела на меня.

- А ты чего расселся? Нас тоже касается.

Я был уверен, что мы находимся где-то в глуши, в деревне. Но, повернув пару раз, напарница вывела меня на главную площадь. Собралась изрядная толпа...

Будут бить, - с наскока, не разобравшись, решил я. - За что - всегда найдется.

Но присмотревшись, понял, что бить, может, и не будут. Во всяком случае, не прямо сейчас.

Разодеты все были так, что глаза слезились. Бусы, перья, цветастые ткани, белозубые улыбки, яркие, будто самоцветы, глаза...

В центре площади возвышался помост из трех разновеликих ступенек, к нему вела красная дорожка.

Вокруг тусовались, я так понимаю, сливки местного общества: в белых, как лебединое перо, распашонках и таких же шапочках. Среди них, как племенной боров среди стада карликовых свинок, возвышался Бумба.

Немного в стороне, в своём черном плаще и шляпе, стоял бвана. А вот рядом с ним... Как сказал классик, "Знойная женщина. Мечта поэта"...

Высокая. Платье - будто её облили жидким золотом, да так и оставили. Шея утопает в кольцах до подбородка - голова в тюрбане кажется изысканной вазой на золотой подставке.

Я не сразу понял, что она - та самая ягуариха, что не давала Машке житья в игре.

Женщина смотрела на нас раскосыми кошачьими глазами и плотоядно улыбалась.

- Вань, чего завис? Нам туда, - дернула меня за палец Машка и указала на красную дорожку.

- З-зачем?

Шоколадная красотка наводила ужас. Чтоб я приблизился к ней по доброй воле? Лучше пусть побьют. Так безопаснее...

- Как зачем? Награждение! Мы же выиграли, помнишь? - Машка тянула и тянула, а я никак не мог оторвать ног от земли. Будто башмаки гвоздями прибили. - Подарок вручать будут!

Я вдруг остро ощутил влажные на заду штаны и мятую, всю в зеленой траве, рубаху. Попытался пригладить волосы пальцами, но понял, что бесполезно. А еще я давно не брился...

От конца красной дорожки махал Сет. Он вырядился в золоченый смокинг. На ногах - желтые штиблеты, в откинутой руке - золотая трость, в широкой улыбке - золотой зуб. Всё в тон, всё со вкусом.

Даже Машка была в платье. Один я - охламон... Я икнул. Машка? В платье? И как я этого сразу не заметил?

Платье было такое... без плеч. Типа сарафан. Ткань тонкая, прозрачная, в зелено-коричневые ромбы. Даже волосы её были аккуратно причесаны и заплетены в толстую, как полено, косу, кокетливо перевязанную зеленым бантиком. Лицо напарницы было свежим, умытым, и пусть лопнут мои глаза, она даже губы накрасила!

На какой-то миг я онемел. Наверное, видеть её ТАКОЙ было настолько непривычно, что мой мозг, дабы не перегреться, услужливо заменил реальность на привычную картинку пацанки в драной джинсе.

Но всё хорошее когда-нибудь кончается.

- А я всё думала: когда ты заметишь? - сказала Машка. Скулы на её лице заострились, на меня она не смотрела.

- Угм, - только и мог вякнуть я.

- Ну... И что думаешь?

- Думаю... А куда ты спрятала пистолеты?

Черт, совсем ведь не то хотел сказать!

- Не ссы. Куда надо - туда и спрятала.

И Машка пошла по красной дорожке навстречу Лумумбе, Бумбе и всем остальным. Я, как побитая собака, поплелся следом.

Награждение прошло, как в тумане. Бумба что-то говорил, его слова перекрывали улюлюканья подданных - они заменяли аплодисменты.

К нашим ногам бросили и раскатали длиннющий бухарский ковер - такой только в кабинет товарищу Седому, для особо провинившихся сотрудников.

Седло - размером с запорожец, обитое малиновым плюшем и увешанное золотыми кистями - водрузили рядом. Потом я узнал, что седло это - для верблюда.

А на седло поставили маленький неработающий телевизор.

М-да... Ну ладно, ковёр. Можно его в нашей с бваной квартире разместить. Одним концом на стенку повесить, а другой по полу раскатать... Седло вместо кресла приспособить, а телик... Телик в комиссионку сдать - нам его всё равно смотреть некогда.

Только вот беспокоит одна мелочь: подарки-то здесь, а квартира - в Москве...

Очнулся я внезапно. Будто лампочку включили. Или сдернули душный, мешающий дышать и смотреть полог. В одной руке - фужер с чем-то шипучим, в другой - шашлык из жареной саранчи.

А привела меня в себя вот какая мысль: надо встать, отыскать Машку и наконец-то сказать ей, какая она красивая, замечательная и... и вообще.

Тут надо понимать: трезвым я на такой подвиг ни в жисть не решусь. Пьяным... нет, пьяным тоже нельзя. Ляпну опять что-нибудь не то. А вот сейчас, после пары бокалов шипучего пальмового вина... Это казалось очень удачной идеей.

С такой мыслью я и поднялся с груды подушек, но был схвачен и скручен капитаном команды горилл. Добрый дядька был так впечатлён моими подвигами, что предлагал тут же, не сходя с места, вступить в их команду третьим нападающим. Нужно только, чтобы надо мной поработал местный колдун. Ну, придал мне традиционный для их команды вид... И зарплата хорошая: отдельная хижина и три телеги бананов в месяц.

На этом месте я сообразил, что это не отвлеченный разговор, а конкретное предложение. Я онемел. А затем, тщательно продумывая жесты, попытался объяснить, что бананы - это, конечно, хорошо, просто отлично.

Но вот мех мне вряд ли пойдет. К тому же, рыжих горилл не бывает - это я специально узнавал, у специалистов. Так что, спасибо за предложение, и при других обстоятельствах я бы обеими руками, да и ногами тоже, но вот прямо сейчас меня ищет наставник, сиречь - вожак стаи... Насилу отбился.

Хорошие мужики эти гориллы. И пить умеют.

Рыжая Машкина коса мелькнула у фонтана. Подиум, как и красную дорожку, давно убрали и народ отплясывал под звуки флейт и барабанов, в свете редких фонариков и несметных полчищ светлячков. Красиво было до умопомрачения, и я бы это непременно оценил, если б не был так занят.

Машкина коса мелькала то там то сям и я протискивался через толпу, то и дело наступая на чьи-то босые ноги. На меня не обижались. Сегодня мы были героями и люди, потирая отдавленные конечности, только улыбались и махали руками - гуляй, Бокорван. Сегодня твой праздник...

Потом меня поймал какой-то чиновник. Хлопая по почкам - хотел похлопать по плечам, но просто не дотянулся - он начал пространно вещать о великом спортивном будущем, которое ожидает меня, если я подпишу контракт с "Буйволами Замбези". У меня будет отдельная хижина, три жены и столько новых кроссовок, сколько я захочу - а это, согласись, немножко лучше, чем какие-то жалкие бананы...

Размахивая у моего лица руками, подвыпивший царедворец живописал роскошную жизнь, которой я заживу, стоит мне поставить вот здесь совсем маленькую закорючку...