Дирижабль улетел, оставив после себя массу убитых, раненых и страшную, ничем не передаваемую, поистине тотальную деморализацию. Наступление корпуса было сорвано. На самом деле убитых и раненых было не так чтобы и много. Да – ощутимо. Но в обычных условиях корпус смог бы продолжить наступление. Сейчас же люди были перепуганы до самой крайности. Вчерашние крестьяне… они психологически были не готовы к таким испытаниям…

На юге маршал Нодзи пытался восстановить боеспособность совершенно деморализованного корпуса. Все-таки первый авиационный налет – это не шутки в психологическом плане. Тем более такой! Цеппелин «отбомбился», сбросив на проходе на маршевые колонны южного корпуса порядка тридцати тонн флешетт[62]. Зараз. Менее чем за полчаса, имея для того достаточную скорость хода.

Однако командир цеппелина не стал сразу возвращаться на базу. Он решил провести разведку. Точнее, Жюля Верна прокатить над панорамой вражеской армии, находящейся в движении, да прочим корреспондентам позволив все заснять на фото и кинокамеры. Ну и глянуть. Мало ли что еще они упустили?

Так и оказалось.

Маршал Нодзи специально совершал обход слишком близко к позициям русских, чтобы их сумели заметить. Сначала с воздушных шаров, что постоянно висели над позициями Ренненкампфа. А потом уже и разъездами подтвердить наблюдение. По замыслу маршала Оямы, эти силы выглядели приманкой. Для борьбы с ними русские должны были бросить все свои резервы, если они у них, конечно, имелись. Или даже снять часть войск с основных позиций, дабы не допустить флангового охвата.

А тем временем севернее продвигались два облегченных корпуса генерала Ноги и Оку по куда большей дуге. Их задачей был проход к КВЖД в стороне от Ляо-Яна с занятием там обороны. И держаться подальше как от желающих прорваться с юга русских, так и от деблокирующих группировок, если Ренненкампф вдруг решится.

Но получилось то, что получилось.

С цеппелина их заметили. Подлетев ближе, распознали. И передали по небольшой радиостанции сведения в Ляо-Ян. Случайность. Чистая случайность, что опиралась на личную инициативу командира дирижабля и желание того покрасоваться. Но случилось то, что случилось. Два японских корпуса оказались вскрыты и обнаружены, несмотря на все предпринимаемые ими усилия. Дирижабль по ним бы «отбомбился», срывая маршевый переход. Но, увы, флешетты кончились. Требовалось возвращаться на базу и вручную загружать новую партию. Все тридцать тонн в контейнерах…

Ренненкампф отреагировал молниеносно.

Загрузил два полка на поезда и отправил их при поддержке бронепоезда и двух артиллерийских поездов задержать японцев. Поэтому, когда корпус Ноги практически вышел к КВЖД – его уже ждали. Причем не у самой железнодорожной насыпи, а выдвинувшись вперед. К сопкам. На которых и заняли оборону.

Японцы провели разведку боем и, выявив малочисленного противника, да еще и плохо окопавшегося, перешли в общее наступление. Обычным образом. Как их обучали немцы. То есть подходили к полю боя походными колоннами. Потом, потихоньку эволюционируя в плане формации, сближаться с противником. Накапливаться на первой стрелковой позиции в полутора-двух километрах от неприятеля. Откуда, ведя огонь на подавление из ручного стрелкового оружия, сближались и занимали вторую стрелковую позицию метрах в трехстах-пятистах. И уже оттуда густыми цепями, рывком неслись в штыковую атаку. Но что-то опять пошло не так… опять… в этой войне у японцев это уже стало обычным делом. Настолько, что даже и не удивляло…

Полковник Деникин лежал на вершине холма и вглядывался в наступающего противника. Само собой, не просто так, а с помощью бинокля. По-хорошему, место его было не тут, а на обратном склоне холма в импровизированном штабе его полка, который выдвинули вперед. В то время как второй находился в резерве, энергично окапываясь на подступах к железнодорожной насыпи и формируя вторую линию обороны.

Было страшно.

Очень страшно.

У Деникина под рукой был всего полк, а в поле перед ним развернулось полков пять. И, судя по разведданным, это только начало. Ибо где-то там бродило от трех до пяти дивизий или около того. Все это выглядело глупой жертвой, если бы не одно «но». Два артиллерийских поезда. Бронепоезд, который также пришел, да, вещь хорошая. Но он не обладал «длинной рукой». Вблизи – смерть всему живому. Вон сколько орудий и пулеметов. Артиллерийские же поезда, подошедшие без лишней помпы в конце апреля, олицетворяли собой надежду. Шанс. Будущее.

Ничего хитрого и сильно сложного в них не было, хотя Император любил и такое. Просто открыто расположенные 127-миллиметровые морские пушки, расположенные на поворотных станках с круговым вращением и большими углами возвышения. На каждой платформе располагалось по паре орудий. А чтобы пути не портились и с рельсов состав не срывало, орудия оснащались дульным тормозом-компенсатором. И это того стоило, так как время приведения батареи к бою теперь не превышало минуты. А потом столь же быстро можно было сорваться и уйти, выходя из-под возможного контрбатарейного огня. В каждом таком составе было по дюжине пятидюймовок. То есть, считай, полноценный дивизион. Да с сюрпризом: Николай Александрович решился отправить на фронт партию опытных боеприпасов. Слишком уж там горячо было. Это были новые шрапнели. Как и прежде диафрагменные. Только теперь вышибной заряд был усилен, а вместо круглых свинцовых шариков внутри снаряда в три слоя лежали кованые стальные стрелки. Этакие маленькие флешетты, напоминавшие своим видом то, что использовали в 37-миллиметровом гранатомете, только покрупнее и потяжелее. Стрелки вместо шариков само по себе хорошо, так как скорость теряют не так быстро, да и дешевле, ибо свинец – дорогой металл. Но важным было и другое. Император стремился максимизировать не столько летальность такого оружия, сколько всемерно увеличить количество раненых. Ведь каждый раненый – это обуза. Каждый раненый – это беда. Каждый раненый – это лишние расходы, перегруженный тыл и деморализация. Так что убойность этих шрапнельных компонентов была, может, и не самая высокая, но в старый добрый пятидюймовый снаряд их теперь влезало очень много, намного больше, чем раньше. А значит, и покрытие площадей получалось куда как гуще.

Вот этими снарядами 127-миллиметровые орудия и ударили. Все двадцать четыре штуки, работая по корректировке артиллерийских наблюдателей, расположившихся в передовом полку Деникина. Кинули туда «шнурки» связисты, вот и расположились, держа руку на пульсе, а трубку телефонного аппарата у уха. Каждый наблюдатель работал на свою батарею, гибко корректируя огонь. Как в какой-нибудь компьютерной игре. Только вместо мышки, которой ты кликал на замеченную цель, чтобы по ней ударили пушки «откуда-то из-за карты», приходилось устно это проговаривать по телефону.

Выбор пятидюймовых орудий был неслучаен, так как этот калибр являлся предельным для ручной перезарядки с сохранением хорошего темпа долгое время. Так-то и шесть дюймов руками заряжали, и кое-где даже восемь. Но только с «пятерки» можно «долбить» не только часто, но и долго. Что артиллерийские поезда и продемонстрировали, обрушив на японцев натурально град шрапнелей.