– Но не попытаются ли они сами перейти реку? – спросил фон Кнюпхаузен.

– Вы останетесь на этом берегу и демонстративно развернете в боевые порядки первую бригаду и своих гессенцев. Американцы, видя такую силу, не посмеют двинуться через реку.

Корнуоллис задумчиво хмыкнул и покачал головой.

– А что если Вашингтон просто отступит? Полностью скрыть передвижение такой массы войск не получится, особенно после того, как мы перейдем реку. Наверняка у американцев есть какие-то дозоры и разъезды, выдвинутые к северу. За эти два года они многому научились.

– Вот именно поэтому вы и получаете полк легких драгун. Они никого не упустят, Тэрлтон прекрасно с этим справляется.

– Да-да, разумеется, – кивнул Корнуоллис. – Но полковник Тэрлтон не джентльмен, его методы нельзя одобрить. Слишком много жестокости. И кроме того, даже это никак не может дать нам полной гарантии.

– Вы совершенно правы, милорд. Но я в своем плане учел и это. Мы отвлечем мятежников атакой на противоположном фланге. Ее проведет наш верный союзник, – с трудом выдавил Хау. – Он свяжет боем американцев на юге, и тогда они просто не обратят внимания на все, что происходит на севере.

Но, как оказалось, проклятый русский генерал совсем не дремал, а внимательно слушал.

– То есть вы предоставляете моей дивизии сделать то, на что не рискуете послать английские полки? Форсировать реку?

«И где он только выучился такому превосходному немецкому», – подумал Хау.

– Генерал, ваша атака должна быть не более чем демонстрацией. Однако ее следует проводить энергично, дабы мятежники поверили, что главный удар наносится именно там. При этом, если вам повезет добиться какого-либо успеха, вы должны быть готовы развить его.

– Одним словом, атакуй, но в бой не ввязывайся и притом нанеси решающий удар, – усмехнулся русский.

– Генерал, – еще не хватало ломать себя язык его варварской фамилией, – в конце концов, союзники должны действовать согласованно. Главный удар наносит отряд лорда Корнуоллиса, он и будет подвергаться главному риску. А сейчас, господа, по местам, мы начинаем рано утром.

Александр Васильевич вернулся к своему штабу мрачный донельзя. На подскочивших было с расспросами офицеров рыкнул так, что те шарахнулись, но потом помягчел и подозвал к себе генерала Леонтьева и бригадиров Уварова и Дерфельдена. Коротко пересказал им все, что выслушал от генерала Хау и добавил:

– Не люблю гофкригсратов, в них погибель для армии таится, хуже нет, когда толпа соберется, и каждый начнет одеяло на себя тащить. Но сейчас обсудить надо и решить по-быстрому, что делать будем. Уже совершенно понятно, что милорд решил нашими руками жар загребать и русских солдат под пули поставить.

– Отказаться, и дело с концом, – сразу предложил Уваров.

– Нет, не получится, – покачал головой Леонтьев. – Матушка-государыня повелела действовать совместно с англичанами, а генерал Хау как-никак, главнокомандующий. Неудобно получится, если мы сразу напоперек пойдем.

– Всюду лживка, лукавка, – недовольно промолвил Суворов. – Куда как проще с турками воевать. Там все понятно. Вот бусурман, вот штык, тут начало, тут ему и конец. А здесь непонятно, с какой стороны подвоха ждать. Помилуй бог от таких союзников. Зачем нам было во все это встревать.

– Нет, Александр Васильевич, не правы вы, – возразил Дерфельден. – Помните, каким хаосом обернулось возмущение польское? Нельзя такое спускать. Ну как сегодня они против короны британской возмутились, а завтра что? На Европу перекинется, глядишь, французики забунтуют, а там опять возле наших границ полыхнет. Или хуже того – новый Пугачев объявится. Нашего мужика просто соблазнить, начнет какой вашингтон рязанский письма прелестные строчить – и получить извольте. Нет, вольтерьянство и разврат мысли надобно давить беспощадно. Хочешь чего – войди с наипокорной просьбой к государю, он все рассмотрит и решит. А бунтовать неможно никак.

– И что, Виллим Христофорович, прикажешь делать? В угоду милорду английскому наших солдат губить? – спросил Уваров.

– Это тоже дело негодное. Надо либо вообще просто на месте стоять, только пальбу пушечную обозначив, либо ударить так, чтобы от бунтовщиков пух и перья полетели. А середина, каковую милорд хочет, ни богу свечка, ни черту кочерга. Ложных атак не проводить, – твердо ответил Дерфельден.

– Ты прав, Виллим Христофорович, совершенно прав, – кивнул Суворов. – Надобно эту крамолу в кратчайший срок изжить, только с милордом такого не получится. Не способен он к быстрым действиям. А потому решаю так. Мы нанесем настоящий удар. Да, будет трудно, но, как мне кажется, противник пока не готов. Да и что могут эти мятежники? Тех же поляков мы чуть не хлыстами разгоняли. По правилам науки военной надобно подготовку артиллерийскую провести да постараться их от реки отогнать, но попробуем не терять время. А то на пальбу пушечную, глядишь, вся Америка сбежится. – Генералы заулыбались. – Егерскому батальону надлежит быстрым маршем форсировать мост и закрепить тет-де-пон на левом берегу. За ним идут полки Апшеронский и Воронежский, потом надлежит казаков перебросить. Но поколику война дело рискованное, артиллерию держать в готовности в наикратчайшее время выдвинуться на берег и поддержать атаку пехотную. Понимаю, план рискованный, но нам потребна сугубая стремительность. Не дадим врагу подготовиться к обороне.

* * *

Суворов выехал на небольшой пригорок, с которого сбегала узкая пыльная дорога, по которой предстояло наступать. Восток едва затеплился розовым, и что творилось на противоположном берегу, различить было невозможно. Какие-то кусты, вроде сараи, и никакого противника. Не видно привычных четких линеек пехоты, не стоят пушки с замершими рядом канонирами. Темно… И зловеще. Американская армия вышла к реке, конные разъезды видели их, сведения самые верные, только где, где неприятель?

Суворов оглянулся, но едущий рядом Леонтьев только пожал плечами.

– Тем лучше. Михаил Иванович, бери егерский батальон и ступай. Захвати мост, тогда следом за тобой пойдут мушкатеры.

– Слушаюсь, Александр Васильевич, – козырнул Леонтьев, спрыгнул с коня и, вытаскивая на ходу шпагу, подошел к замершим егерям. – Ну, что, братцы, готовы?

– Так точно, вашбродь, – дружно гаркнули егеря.

– Ну, тогда марш!

Сухо затрещали барабаны, и батальон двинулся к мосту, на ходу сворачиваясь в колонну. Но когда егеря спустились к реке, в темноте на левом берегу реки замигали тусклые красные вспышки. Послушался противный свист пуль, несколько человек упали, но при этом противник так и не показался.

– Что это? – недоуменно спросил Дерфельден.

– Они прячутся в кустах. Не обучены правильному строю, потому и не решаются показаться, – мрачно ответил Суворов, у которого сердце заныло от дурных предчувствий. И действительно, егеря замялись, остановились и начали стрелять в ответ. Наверное, они даже в кого-то попадали, вот только батальон вперед не двигался, и все больше и больше фигурок в зеленых мундирах валилось на землю. А затем на том берегу началось шевеление, и на дороге появились две пушки. Глухо бухнули выстрелы, заверещала картечь, дробно застучала по деревянному мосту, и егеря попятились. Как только они отступили к подножию пригорка, стрельба моментально утихла.