Услышав последние слова, Бланшар, находившийся тут же, едва не проглотил свою сигару. Уж он-то отлично знал, что его подруга не могла покинуть ювелира, не купив хотя бы два-три пустячка стоимостью каждый в хороший автомобиль.

– Большое спасибо, – дипломатично сказала Мэй, – но я не ношу украшений.

Кларисса насупилась.

– Иногда я даже сомневаюсь, что ты моя внучка, – проворчала она. – Женщина должна любить украшения, а мужчина должен любить дарить их женщине, и тогда все идет как по маслу. К примеру, мой первый муж думал, что женщина – это существо, которое должно только вести хозяйство, рожать детей и угождать его родне. К счастью, мой второй муж совсем не такой!

И она задорно покосилась на Бланшара. Однако если Кларисса рассчитывала, что ее слова произведут эффект разорвавшейся бомбы, то она ошиблась.

– Я так и подумала, что он ваш муж, – серьезно сказала Мэй.

– Да? – сварливо спросила Кларисса. – Почему, интересно?

– Ну, – протянула Мэй, розовея, – иначе он не выходил бы утром из вашей спальни.

Бланшар издал сдавленный звук и нагнулся, чтобы скрыть улыбку. Кларисса хотела ответить, что по столь пустяковой причине можно объявить женатыми любых людей, которые даже слышать не хотят слово «свадьба», – не говоря о таких, которые уже женаты, причем вовсе не на тех, от кого выходят утром. Но она посмотрела на открытое честное лицо Мэй – и слова замерли у нее на языке.

– Если ты вдруг передумаешь, – сказала Кларисса, – я имею в виду насчет магазинов…

Однако Мэй уже поднялась с места, пробормотала какое-то извинение и поспешно сбежала в свою комнату.

Едва она ушла, как адвокат дал себе волю. Он упал на диван и разразился таким хохотом, что в доме напротив собака полковника Барнаби насторожила уши, а затем залилась сердитым лаем.

– Юбер! – возмутилась Кларисса. – Ну что смешного?

Но она и сама не выдержала и вскоре хохотала вместе со своим верным другом, супругом и сообщником во всех проказах.

– Я сначала думал, что она притворяется, – объяснил адвокат, вытирая слезы, которые от смеха выступили у него на глазах. – Но подделать такую наивность просто невозможно.

– Значит, тебе она тоже нравится? – спросила Кларисса. Однако Бланшар не успел ответить на этот щекотливый вопрос, потому что сверху неожиданно донесся какой-то грохот.

Дело было вот в чем: когда Мэй поднялась в свою комнату, она заметила, что шпильки плохо держат ее прическу, поэтому она решила уложить волосы снова. Она вытащила шпильки, расплела прическу, взяла расческу и стала причесываться перед зеркалом, думая о том, что сейчас делает Амалия и удалось ли ей найти что-нибудь в десятом купе. Тут Мэй заметила, что забыла вытащить из волос еще одну шпильку и та упала на пол.

Мэй наклонилась и подобрала шпильку, а когда распрямилась, в зеркале вдруг оказалось два отражения. Одно-то было ее, но вот второе принадлежало господину средних лет с лицом злым и решительным, с узкими губами, сжавшимися в тонкую полоску.

Оторопев от столь дерзкого вторжения, Мэй собиралась задать незнакомцу вопрос, что он здесь делает и как он смел войти в комнату приличной девушки, но не тут-то было. Господин, оказавшийся на добрую голову выше, без всяких околичностей схватил ее за горло и сдавил его.

– Где аквилон? – прошипел он в лицо Мэй, брызгая слюной. – Куда вы дели аквилон?

Мэй вытаращила глаза и сдавленно захрипела, не понимая, о чем речь. Когда на нее напали, она выронила расческу и теперь свободной правой рукой пыталась разжать пальцы, державшие ее за горло, но господин, похоже, вовсе не собирался ослаблять хватку. В левой руке у Мэй до сих пор была зажата шпилька, и, вспомнив о ней, девушка взмахнула рукой и несильно ткнула остриями шпильки господину в лицо.

Тот вскрикнул и машинально разжал руки.

– На помощь! – прохрипела Мэй и бросилась бежать, но врезалась в столик и упала. Столик опрокинулся вместе со всем, что на нем стояло, и произвел грохот, которому могла бы позавидовать знаменитая петербургская пушка, отмечающая полдень. На лице незнакомца Мэй прочитала неодолимое стремление убить ее прямо здесь и сейчас, но в это мгновение на лестнице раздался топот, и кто-то стал дергать ручку двери, которую Мэй по привычке заперла на ключ.

– Мадемуазель Мэй! Что с вами? – кричал адвокат.

– Мэй, что случилось? – Это уже была Кларисса.

– Ничего, я до вас еще доберусь! – пригрозил незнакомец. Миг, и он был уже на подоконнике открытого окна, откуда благополучно спрыгнул в сад.

Плача от страха и пережитого волнения, Мэй поползла к двери. У нее не было сил встать, но тут замок поддался, дверь распахнулась, и первой на пороге оказалась бабушка.

– Мэй! Что происходит?

Мэй замотала головой, размазывая по лицу слезы.

– Человек… Тут был человек…

На большее ее не хватило, и она разрыдалась. Кларисса подбежала к внучке и стала поднимать ее с пола. Бланшар осмотрел комнату.

– Здесь на подоконнике чей-то след, – заметил он и, перегнувшись через подоконник, высунулся в сад. – Но в саду никого нет. Он убежал.

– Мне нужен кардинал… – сквозь слезы проговорила Мэй.

– Что? – Кларисса оторопела.

– Кардинал… Он все знает! И свя… священник. Мне нужен Уолтер!

Взрослые переглянулись. По правде говоря, они ничего не поняли.

– Дорогая, ты что, хочешь перейти в другую веру? – осторожно спросила бабушка. – Как говорила моя знакомая, веру надо выбирать еще осторожнее, чем будущего мужа. А уж она-то знала толк в мужьях!

– Это что, Нини? – прищурился Бланшар. – Насколько я помню, все закончилось тем, что очередной муж ее застрелил.

– Нет, – ответила Кларисса сердито, – Аманда.

– Невелика разница, – отозвался адвокат. – Эту супруг обчистил до нитки и бросил. Помню, я видел, как она побиралась на Монмартре. А ведь какие праздники когда-то закатывала! Знаешь, во времена империи…

– Юбер! – Кларисса сделала страшные глаза.

– Он пытался меня убить, – прошептала Мэй, не слушая их. – Он хотел меня убить!

– Кардинал? – изумился Бланшар. Раздосадованная тем, что ее совершенно не понимают, Мэй разразилась громким плачем.

– Нет, конечно! Другой!

…Едва Амалия вернулась в Ниццу, как к ней примчался встревоженный Уолтер и сообщил о нападении. Бросив все, баронесса в сопровождении Кристиана и священника поспешила на виллу «Маршал».

Мэй лежала в постели, и три лучших врача Ниццы, которых вызвала Кларисса, по очереди предписали ей отдых и полный покой. Вслед за врачами явился и инспектор Депре, но Мэй не пожелала с ним говорить, и ему пришлось удалиться.

Кларисса, похоже, всерьез восприняла роль доброй бабушки, потому что теперь она наотрез отказывалась пускать к Мэй троих друзей да еще дать им говорить с внучкой наедине. Насупившийся Бланшар стоял возле жены и буравил глазами Амалию.