хороший респиратор, или застрелиться. При этом абсолютно уверен, что душится она чем-то не для простых смертных, просто очень сильно перебарщивает. Но, неумение вовремя остановиться и отсутствие чувства меры всегда были ее «коньком».

— Рад, что не разочаровал. - Наверное, в этой ситуации придумать что-то более нейтральное уже просто невозможно. - Хорошо выглядишь.

Она дергает плечом, пытаясь сделать вид, что ей наплевать на мой комплимент, но тут же начинает суетливо поправлять прическу.

— Все течет, все меняется, - пытается казаться безразлично-вежливой.

— Ага, - с похуизмом в голосе возвращаю я. - Ну, рад был…

— Что ты здесь делаешь? - Вика через мое плечо пытается заглянуть в салон «аллигатора». - Ого, какие закупки. Готовишься к ядерной войне?

Сую в салон оба пакета и резко, так, чтобы она подпрыгнула от громкого звука, захлопываю дверцу машины. Прости, моя любимая машинка, сегодня ты пострадала во благо.

— Просто не люблю ходить по магазинам.

Вика кривит губы, пытаясь вернуть свой напускной пафосный вид. Выглядит при этом, мягко говоря, очень странно. А мне вдруг хочется отмотать время назад, взять за шиворот себя прошлого, встряхнуть и сказать: «Прекращать спать с дурами, Макс!»

— Да, я помню. А еще не любишь ночные клубы, романтические фильмы и целоваться в кинотеатре. - Она копошится в сумке, достает сигареты и закуривает. - Помнишь, я взяла билеты, а ты сказал, что будешь целоваться только если мозг героини съест червяк?

Вообще-то я сказал «если ее серое вещество сожрет космический жук-мозг», и это была вполне понятная отсылка к старому фантастическому боевику про атаку жуков и космический десант, но Вика, конечно же, не могла этого знать.

— Я такое говорил? - Уже буквально через силу выцеживаю из себя подобие вежливости. - Наверное, фильм был слишком сопливым.

— Или ты просто большой грубиян! - Вика снова поправляет волосы, глубоко и жадно затягивается сигаретой, делая вид, что дрожащие руки на самом деле вообще не ее, потому что она полностью контролирует ситуацию.

— Что ты здесь делаешь? - Она снова пристально осматривает машину. - Вот уж не думала, что встречу тебя здесь.

— Вик, - я бросаю взгляд на часы, - рад, что у тебя все хорошо. Удачи.

Разговаривать с ней у меня нет вообще никакого желания. Не для того, в конце концов, я упорно блокировал каждый ее новый номер, с которого она начинала новый штурм моего телефона звонками и сообщениями. Тем более не вижу смысла расшаркиваться вежливостью перед женщиной, с которой расстался не на дружеской ноте.

— Может, выпьем кофе? - Вика идет за мной и на этот раз становится слишком близко, чуть не упираясь лбом мне в грудь. - Тут рядом есть отличное кафе и…

— Неа, - отодвигаю ее рукой за плечо. И даже хорошо, что получается довольно грубо, потому что некоторым женщинам даже такие жесты а-ля «да отъебись ты от меня наконец» кажутся проявлением любви и обожания.

— Ты даже просто вежливым быть не можешь! - орет она, когда я отодвигаю ее еще дальше, чтобы сесть в машину.

Можно, наверное, послать ее на хуй, но зачем, если для меня это ничего не изменит, а она и без моей «помощи» благополучно сама себя накрутила.

Бля, после такой встречи мне точно надо дважды помыть руки.

Прежде чем вернуться домой, делаю пару кругов по кварталу, чтобы успокоить внутреннего придурка, которой почему-то уверен, что я был недостаточно жестким, а вместо того, чтобы деликатничать, нужно было выдать весь арсенал всякой грубой херни. Чтобы в следующий раз, когда Вика увидит меня на улице, она не бежала навстречу, а поскорее искала место, куда бы спрятаться.

— В следующий раз, - бормочу себе под нос, снова вспоминая, что после моего возвращения наши с Планеткой дни в этой стране будут максимально короткими: собрать вещи, продать квартиру, сесть на самолет, на прощанье помахать этой земле в иллюминатор.

Когда немного успокаиваюсь и возвращаюсь домой, первым делом в ноздри бросается густой и аппетитный запах ужина. Планетка обещала окончательно добить меня своими кулинарными способностями, хотя я несколько раз предупреждал, что ее самочувствие волнует меня намного больше наполнения собственного желудка.

Но это же Вера - она, кажется, может переупрямить абсолютно весь мир.

Я ставлю пакеты на пол, прислушиваюсь - из кухни доносится музыка. Негромко, но это явно что-то классическое. Потихоньку пробираюсь вглубь, приоткрываю дверь. Силуэт Планетки в маленьком проеме кажется еще более тонким. Она выглядит настолько уязвимой и беспомощной, когда, прихрамывая, идет вдоль ряда кухонных тумб до мойки, придерживаясь только одной рукой, потому что во второй у нее сотейник. Я буквально силой заставляю себя стоять на месте, а не бежать ей на помощь.

Она сильная, даже если выглядит как самое беспомощное существо на свете. И для нее важно быть хотя бы в чем-то самостоятельной, способной позаботиться не только о себе, но и обо всей своей «стае».

Планетка сливает в раковину кипяток, переставляет сотейник на силиконовую поверхность, выдыхает. Упирается ладонями в гранитную поверхность столешницы. Я хорошо вижу, как напрягаются ее плечи под тонкой тканью футболки. Собственные пальцы до скрипа вжимаются в откос двери, удерживая тело на месте, потому что каждая клетка моего тела орет: «Помоги ей!»

Вера медленно, очень осторожно поднимается на носочки. Мышцы под кожей сухих икр натягиваются как канаты. Она очень старается, но… Как только отрывает пятки от пола - тут же со стоном заваливается на колени. Не падает только потому, что продолжает цепко держаться за твердую поверхность.

Слышу ее тихое «черт!» и выдох разочарования.

Жду, пока осторожно поднимется на ноги и только после этого захожу.

— Привет! - Она быстро, как будто вытирает с лица несуществующую муку, проводит ладонями вдоль глаз, стирая следы слез. Даже если бы я уже их не видел - после них остались слишком явные мокрые разводы. - Не слышала, как ты вернулся.

— Это потому что я хищник и умею брать жертву наскоком. - Притягиваю ее к себе, пятерней прижимаю беловолосую голову к груди. - Малыш, не надо было все это делать - можно все заказать в ресторане. Я вообще неприхотливый.

Планетка медленно качает лбом, снова напрягает плечи, но держится как стойкий оловянный солдатик, потому что, когда снова задирает ко мне голову - на ее лице сияет улыбка. Если не знать предысторию, я бы мог поспорить на собственную голову,