– Или, – подхватила я, – он не хотел, чтобы кто-то знал, куда и зачем он едет! Или боялся кого-то?

– Вот видишь, сколько возможных вариантов! – воскликнул Олег. – В конце концов, он же обещал ей позвонить – если, конечно, соседка не права и он и в самом деле не решил кинуть эту девчонку и исчезнуть из ее поля зрения навсегда. Значит, нужно предупредить ее обратиться к вам, как только журналист проявится!

Разговор с Шиловым придал мне уверенности: может, я не так уж и плоха в роли сыщика, ведь в любом расследовании случаются проколы, тупики, оборванные нити, но это вовсе не означает, что нужно опустить руки и признаться в собственной некомпетентности. Заснула я успокоенная, в надежде на то, что завтрашний день обязательно принесет новые возможности, и тогда уж я точно не подкачаю.

Чтобы не нервировать Олега, я отключила телефон сразу после того, как сбросила Вике сообщение о своем неудачном визите к Сергею Афанасьеву. Вспомнила я о нем, только оказавшись на работе, а включив, ужаснулась: на телефоне было одно сообщение от Лицкявичуса и семь – от Вики! Они были отправлены еще вчера вечером, а я получила их только сейчас. Ничего конкретного там не говорилось, но я должна была связаться с кем-то из них немедленно – то есть еще вчера!

Телефон Лицкявичуса оказался на автоответчике. Ненавижу разговаривать с машиной, а потому оставлять сообщение не стала. Зато смогла дозвониться до Вики.

– Ой, Агния, наконец-то! – воскликнула она. – У вас все в порядке? Я уже волноваться начала – все не берете и не берете трубку!

– У меня все нормально, а у вас что-то случилось?

– И не говорите! – Я буквально увидела, как Вика смешно всплескивает маленькими ручками в своеобразной, свойственной лишь ей манере. – У нас три новых случая отравления!

– Господи, помоги! – вырвалось у меня помимо воли. – Как?..

– Теперь вся информация по отравлениям синильной кислотой поступает к нам, и вчера вечером почти одновременно поступили три звонка из разных больниц города. Всех людей доставили по «Скорой», один скончался в машине «Скорой помощи», а двое еще были живы, когда попали в реанимацию.

– Надо же, – пробормотала я, – впервые кто-то выжил!

– Это еще неизвестно, – вздохнула Вика. – Они были живы вчера, но все уже могло измениться. Информация есть только у Андрея Эдуардовича и у Кадреску.

– Я не смогла дозвониться до Лицкявичуса! – пожаловалась я.

– Ага, – подтвердила Вика. – У него сегодня четыре операции в Центре: Андрей Эдуардович отключает телефон, когда занят и все равно не сможет ответить.

– Ты случайно не в курсе, когда у него там все заканчивается?

– Сейчас взгляну в ежедневник… так… Когда заканчивается – не скажу, но последняя операция запланирована на три часа дня.

– Прекрасно! – сказала я и отключилась.

К счастью, сегодняшний день оказался не самым загруженным, иначе я просто не представляю, как смогла бы его пережить. В голове постоянно крутилась мысль о том, что это, судя по всему, никогда не закончится, люди продолжат погибать, а мы ничего не можем поделать! Не надо было брать на себя так много и рассчитывать на то, что кучка медиков, ничего не понимающих в следственных действиях, сможет прояснить такие тяжелые случаи! Конечно, все понимают, откуда ветер дует и почему это дело передано именно ОМР, но это не мешало мне чувствовать себя виноватой, ведь я совершенно ничего не выяснила! Интересно, ощущает ли Лицкявичус то же самое?

С последней операции я бегом кинулась в гардероб, проскочив мимо Шилова, который только направлялся в операционную в сопровождении Павла Бойко. Я даже не притормозила напротив них.

Центр реконструктивной хирургии выглядел именно так, как я и ожидала: внушительное четырехэтажное здание, расположившееся посреди красивого парка с аккуратно подстриженными газончиками, фигурными клумбами и даже небольшими фонтанами, тут и там бившими из-под земли. Воздух вокруг наполняло жужжание газонокосилок: несколько человек в ярко-оранжевой форме обихаживали территорию. Из разговоров с Викой я знала, что Центр строился без какого-либо участия государства, только на деньги спонсоров. Он начал функционировать в Питере всего пять лет назад, а запись в него, насколько мне было известно, велась на несколько лет вперед. Операции в основном делались платно, но также действовал ряд льгот для детей и малоимущих. Кроме того, Центр активно занимался сбором благотворительных средств, и на эти деньги проводились бесплатные операции. Еще я знала, что в этом Центре берутся за такие случаи, от которых отказались все больницы, и, как правило, результат оправдывал ожидания. Самая передовая техника, лучшие специалисты, первоклассный уход и комфортные условия пребывания уже создали Центру репутацию выше всяческих похвал. Да, это дорогое «удовольствие», но я всегда лучше относилась к законно платной медицине, когда пациент только платит по чеку – и ничего сверх того, чем к так называемой «бесплатной», которая, кстати сказать, как это ни парадоксально, порой обходится гораздо дороже!

Любезный охранник, встретивший меня в прихожей, выслушал меня, позвонил куда-то и выяснил, что доктор Лицкявичус в данный момент еще находится на операции. Я спросила, можно ли мне подождать его.

– Присаживайтесь, – предложил охранник. – Как только операция закончится, ему передадут, что вы ожидаете.

Я расположилась в одном из глубоких мягких кресел в холле. Осматриваясь по сторонам, заметила, что вокруг полностью отсутствовали зеркала – даже в гардеробе, расположенном под широкой мраморной лестницей. Это показалось мне разумным: люди, обращающиеся в этот Центр, вряд ли получают удовольствие от разглядывания собственной персоны! Да уж, здесь, похоже, все продумано до мелочей. На полу – мягкие ковровые покрытия, стены выкрашены в ослепительно-белый цвет и украшены картинами: видимо, несколько молодых художников получили шанс оказаться в хорошем месте, где плоды их трудов смогут увидеть много людей. Я тут же подумала о Дэне. Недавно ему тоже представился шанс вывесить парочку работ в новом клубе в центре города, и он страшно гордился этой возможностью – даже больше, чем получением неплохих денег за работу. С тех пор, правда, ему больше ничего такого не предлагали. Я не слишком расстраивалась: в конце концов, сынуля еще слишком молод для того, чтобы серьезно зарабатывать. Едва подумав о Дэне, я тут же вспомнила о таинственной Люсьене, и настроение мое упало. Как раз в этот момент появился Лицкявичус. Краем глаза взглянув на часы, висевшие над входом, я увидела, что, оказывается, сижу уже больше часа.

– А, это вы! – протянул он, словно почувствовав разочарование от того, что ожидающей была именно я, а не, скажем, Анжелина Джоли. – Очень вовремя!

– Извините, – пробормотала я, вскакивая, как будто попала в кабинет директора школы за плохое поведение на уроке. – Я забыла включить мобильник и получила ваше сообщение только сегодня…

– Ладно, – оборвал меня Лицкявичус. – Значит, вы в курсе, что у нас три новые проблемы.