Дворник о предстоящих переговорах по чешскому вопросу, да еще на столь высоком уровне, слышал впервые. Вида не подал, но очень удивился, даже был шокирован новостью. Почему промолчал Леже? Уж не потому ли, что предстоящие переговоры действительно разрешат все проблемы, но так, что эти решения устроят всех, кроме Чехословакии?

— А вам, вам, профессор, — продолжала леди Астор, глаза ее горели, Дворнику стало жутко, но он не мог ни остановить ее, ни уйти, леди Астор уже держала и за пиджак, и за плечо. — А вам, профессор, просто необходимо поговорить с мистером Генлейном по-дружески. Он чудный человек. Уверяю вас, чудный! — Она наконец перевела дыхание. — Я пришла к выводу, что каждый человек, вне политики, взаимоотношений и прочего — это чудный человек. Если бы вы знали, какое удовольствие я получила в свое время от общения со Сталиным! Редкий, чудный человек! Я же была у него, говорила с ним, как вот с вами сейчас… Если не задумываться… Если отделять… Вы понимаете меня? И господин Бенеш — он тоже чудный человек. А какой редкий человек Муссолини! От эфиопского негуса я всегда была в восторге! Чудный человек!

Дворник словно очнулся от бесовской магии ее слов. Что она говорит, что навязывает ему, что внушает?!! Он внимательно посмотрел в лицо леди Астор и не увидел ничего, кроме неустанно двигающегося рта.

— Если бы негус и Муссолини, эти два прекрасных человека… Общий язык, ведь каждый страдает за свой народ, и это так понятно. Я провожу параллели, чтобы вы, профессор, яснее усмотрели, на чужом примере всегда понятнее… Или взять генерала Франко. Ну кто спорит, что у него своя точка зрения на будущее Испании, а у Хуана Негрина или Ибаррури — своя… Красавица… Ибаррури — чудная женщина! Похожа на Дузе, а как она говорит! А договориться не могут. И потому война, и потому над Европой летают красные самолеты… маршала Ворошилова и комбрига Буденного…

«И эта… эта… — Дворник искал и не мог найти приличное слово для определения. — Эта… Нет, она не так глупа, как кажется… Эта… — наконец, принял то слово, что вертелось — слово грубое, но точное. — И эта шизофреничка делает политику! Боже мой…»

Он не слушал ее больше… Леди Астор дернула за рукав. Сказала громко, как глухому:

— А сейчас поговорите с другом моего сына Троттом цу Зольтом, обаятельнейший молодой человек, глубокий экономист… Он математически разъяснит вам и разложит с точки зрения экономики, почему президенту Бенешу выгодно пойти на уступки мистеру Генлейну. Вон видите, он беседует с промышленниками. Они приехали с континента. Уверяю, этим знающим и опытным людям есть что обсудить!

В конце аллеи возле прудика с японскими рыбками среди прочих стоял и высокий стройный молодой светловолосый человек. Дворник узнал его. Тот швед. Он несколько раз пристально посмотрел в сторону скамьи, где сидели Дворник и леди Астор. Дворник вдруг вспомнил имя этого шведа — Дорн. И вспомнил, как Машек описывал своего спасителя… Дорн и тот швед — уж не одно ли это лицо? «Что они все хотят от меня? Почему преследуют так настойчиво?» — ужаснулся Дворник, чувствуя, как по спине под рубашкой струится липкий холодок.

Многочисленные часы Виндзорского дворца на все лады отбили полночь. Когда механический оркестр смолк и лакеи, оставив большие светильники, торжественно удалились, Даладье и Боннэ остались одни.

Даладье посмотрел вслед лакею:

— Как они могут в этом холоде расхаживать в коротких придворных штанах! — накинул пальто и подошел к камину, Боннэ энергично подкидывал поленья. Час назад они беседовали с королем Георгом и королевой Елизаветой об истории дворца, его коллекциях и мемориалах. Но на языке так и вертелся вопрос: отчего у вас тут такой ледник?

Боннэ тихо проговорил:

— Английские короли — богатые люди, но если у них нет на дрова, я мог бы одолжить… Пожалуй, я последую вашему примеру, — и тоже закутался в пальто. Сел, протянув ноги к огню.

— В британских закрытых школах специально не топят спален, раздевалок и спортивных залов, ибо холод, по мнению островитян способствует воспитанию твердости духа.

— Если эта зависимость в самом деле существует, — проворчал Боннэ, — переубедить Галифакса я не смогу. А Масарик… Вчера он сказал, якобы в палате общин многие депутаты просто-напросто не знают, где находится Чехословакия. А когда он показал им ее на карте мира, иные парламентарии нашли очертания страны забавными — «Можно подумать, что перед тобой большая сосиска!»

— Да, на завтрак бошам, — хмыкнул Даладье. — У меня складывается впечатление, Жорж, что Англия больше не играет «в темную». Неделю назад Чемберлен прямо заявил в палате, что Чехословакия лежит вне сферы британских интересов. И теперь он хочет, чтобы мы тоже не слишком интересовались ее судьбой. Но Франция обязана уважать свою подпись, — напомнил Даладье. — Что же касается Великобритании, где джентльмену с детских лет внушается уважение к чувству долга… Что делать?!

Боннэ сумрачно наблюдал за пляской огня в камине.

— Теперь, когда всё ясно, вопрос только в одном: как соблюсти приличия… Ответ также один: только путем компромисса. Ситуация, конечно, щепетильная. Но чтобы из нее вылезти, нужно всеми путями и средствами уговорить Бенеша и его твердолобых согласиться на требования Генлейна. Хоть через того же профессора Дворника, который днюет и ночует у нашего Леже. Вот увидите, Эдуард, в итоге все это запишется нам в актив!

Камин догорал.

— Грелки в постель они кладут только больным и младенцам! Как я буду спать? — раздраженно проворчал Даладье.

…Наутро Чемберлен предложил ознакомиться с редакционной статьей «Снова чехи» лондонской «Дейли экспресс»: «Мы не любим этой братии. Невозможно, чтобы английское правительство заставило нас сражаться за такое полуразвалившееся государство, каким является Чехословакия. Если Франция свяжет себя обязательствами с чехами, Англия должна будет держаться от нее подальше».

— Вот вам и общественное мнение, перед которым в XX веке склоняют голову правительства и монархи. — Отложив газету, Чемберлен значительно посмотрел на Даладье и продолжил: — Прежде чем мы подпишем коммюнике, я вынужден еще раз предупредить: если, ускоренно завершив военные действия в Чехословакии, Германия повернет свои штыки против Франции и ваша страна, истрепанная вмешательством в судетскую кампанию, захлебнется германским наступлением, Великобритания ничем уже не сможет помочь воюющей Франции. Так что вот какая она, реальность. — Чемберлен тяжко вздохнул, поджал губы и протянул Даладье текст коммюнике.

Коммюнике подписали, взаимно обязуясь:

— настаивать перед Бенешем о максимальных уступках Генлейну и Гитлеру;

— соблюдать величайшую осторожность в отношениях с Гитлером и Муссолини, дабы избежать оснований для недовольства с их стороны, как предлога к развязыванию войны.

Когда стороны поставили свои подписи под документом, Чемберлен, барственно поглядывая на французов, сказал:

— Проведем этот опыт. Если же дипломатическая акция не увенчается успехом, — он развел руками, — что ж, тем лучше…