Что, если вот это, к примеру, скопление – остатки полка или батальона, занявшие круговую оборону, а не банда боевиков? И, послав сигнал, мы их уничтожим или хотя бы лишим боеприпасов? Вот если бы вы могли гарантировать…

– Увы, господин полковник, до такого наука еще не дошла. Я могу отвечать только за оружие из Арсенала. Его передвижение мы отслеживали с самого начала. А остальное маркировалось задолго до начала событий, просто чтобы предотвратить хищения и несанкционированную передачу возможному противнику. Тут уж на вашу разведку надежда – пусть она и выясняет, где свои, где чужие…

– Разведка разведкой… А вот вы-то для чего в город ходили, Юрий Владимирович? На пана вы похожи, спору нет, а все же, зачем так рисковать? Случись с вами что – наша служба понесет невосполнимую на данный момент потерю…

Несмотря на шутливый тон, полковник говорил вполне серьезно. Потеря Леухина была бы невосполнимой на несколько ближайших месяцев, когда все и будет решаться. Но и прямо запретить такую самодеятельность своей властью Стрельников не мог, поскольку военинженер по должности ему не подчинялся, поддерживая лишь оперативное взаимодействие.

Леухин же, родившийся в Варшаве и не один год в ней прослуживший, и язык, и обычаи, и сам город знал досконально, мог выдавать себя за природного поляка и коренного варшавянина без риска разоблачения. Разве что на бывшего соседа или сослуживца, перекинувшегося на сторону врага, невзначай наткнется. Но вероятность такого именно события была исчезающе мала. Да и самому дезертиром всегда можно представиться.

– Есть такое понятие, Виктор Викторович, инженерная разведка местности. И вот ею я занимаюсь. Поручить кому-то другому, увы, не могу. Просто некому. То, что меня интересует, обычный разведчик скорее всего даже не увидит, а если и увидит, то не поймет. Касательно риска… От риска поймать шальную пулю мы с вами и здесь не избавлены. А от вас мне сейчас требуется одно – приличный вертолет, хотя бы на полдня. После этого я буду готов ответить на большую часть интересующих вас вопросов.

– Вертолет дам, – после краткого раздумья ответил Стрельников. – Этого добра хватает. Надеюсь, вы хорошо понимаете, что и зачем делаете, и согласовали свою акцию. Очень мне не хочется еще и за вас отвечать. Из одного дерьма еле выкарабкался…

– Вот здесь будьте спокойны. Еще никто не мог упрекнуть Леухина, что из-за него имел неприятности… Кроме тех, конечно, кто эти неприятности заслужил.

Стрельников не подвел, вертолет выделил хороший, трехместный противотанковый «Си-50» «Черный беркут», с бронезащитой, держащей прямое попадание 40-миллиметрового зенитного снаряда, вооруженный двумя пушками, двумя крупнокалиберными пулеметами и дюжиной самонаводящихся ракет.

Быстрее чем за час помощники Леухина смонтировали в переднем блистере несколько зеленых алюминиевых ящиков, напоминающих батальонные рации, наскоро соединенных пучками разноцветных кабелей. Вместо посадочной фары привинтили параболическую антенну, выполненную из прутьев белого и желтого металла в палец толщиной, весьма похожую на втрое увеличенную корзину для бумаг.

Леухин, уже переодевшийся в летный комбинезон, подошел к пилоту, немолодому капитану с обветренным, буроватого оттенка лицом, на котором ярко выделялись розовые пятна давних глубоких ожогов. Тот с явным неудовольствием наблюдал за проводимыми над его машиной манипуляциями. Но не вмешивался, из опыта зная бессмысленность таких попыток. Просто следил, чтобы не сотворили чужие инженеры чего-то, могущего повлиять на безопасность полета и пилотажные качества машины. Тут он готов был сражаться до упора.

– Не беспокойся, командир, проблем не будет. Я сам с тобой лечу. Только пушки на этот рейс снять придется, вместе со снарядными коробками, чтобы машину не перегружать. На их место еще кое-что прицепим. Вернемся, все сделаем, как было, не подкопаешься.

Пилот пожал плечами:

– Ваше дело. Уверены, что стрелять не придется – снимайте. Заодно и ракеты можно снять, маневренность улучшится…

– Ракеты как раз оставим, мы от них в воздухе избавимся. А если вдруг стрелять потребуется, я и пулеметами обойдусь…

– Что, приходилось? – впервые проявил интерес капитан.

Леухин только махнул рукой, в том смысле что приходилось много чего.

– Вот тут наш маршрут нарисован, – протянул он пилоту полетную карту. – Пока так, а там, по ходу дела, я буду руководить.

Пилот взглянул мельком:

– Часа на полтора рейс. Над чужой территорией – многовато. Если у них «протазаны»[33]есть, могут и достать. Говорят, были уже случаи. А еще я слышал, они плоцкий аэродром захватили, подлетывают иногда, то на разведку, то на свободную охоту. Я бы с парой «кобчиков»[34]не хотел встретиться, да еще и без пушек…

– Подлетывают, – не стал скрывать Леухин. – Я не только слышал, но и видел. «УТИ-200, 220»[35], кружились над Вислой, может, фотографировали. Одного сбили, в реку упал. А про «кобчики» – сомневаюсь. Не тот у панов уровень. Да и не слыхал я, чтобы они хоть одну авиабазу с боевыми самолетами захватили. Если только из-за границы волонтеры подлетели… Ну, как-нибудь, мы люди военные.

Экономя горючее, вертолет взлетел «по-самолетному», с разбега. Аэродром находился возле городка Хайнувка, в глубине Беловежской Пущи, и был хорошо замаскирован. Не от почти гипотетических воздушных разведчиков, а от европейских навигационных спутников, которые вполне могли передавать безвозмездно, а то и продавать информацию инсургентам.

Идя на полуторакилометровой высоте, вертолет порядочно забрал к северу, чтобы потом выйти на Варшаву с тыла. Летящий с запада аппарат привлечет гораздо меньше внимания, да и если вдруг подобьют или что-то случится с мотором, проще уходить на свою сторону по прямой, без разворота. Довольно простой тактический прием, но сколько раз на других фронтах он давал летчикам единственный спасительный шанс.

Из кабины стрелка-бомбардира открывался великолепный обзор, и Леухин с обыкновенным любопытством, не имеющим пока военного характера, разглядывал Пущу, раскинувшуюся внизу, как зеленая медвежья шкура. Ее пересекали редкие, узкие и почти пустые дороги, виднелись красные черепичные крыши деревень и отдельно стоящих хуторов.

Над вершинами деревьев время от времени возникали купола и колоколенки православных церквей. Здесь повстанцы не могли рассчитывать на поддержку местного населения, и сосредоточение российских войск проходило планомерно и спокойно. А вот по ту сторону Буга и Нарева начиналась уже другая территория. Формально еще своя, но как бы и ничейная.