Последний адрес Дмитрия Волкова — армейская казарма под Ленинградом, в районе Лисьего Носа. Ордер на его арест был выписан 8 марта 1932 года на основе доноса красноармейца Жданова и показаний арестованного Крюкова.

К 1932 году братья Дмитрия — Олег и Всеволод — уже год как по второму заходу были в лагере на Соловках. Недавно в Москве арестовали Екатерину, жену Олега (внучку российского мецената Саввы Мамонтова, правнучку декабриста Трубецкого). Сестра Наталья вместе со своим мужем Кириллом Голицыным (бывшим князем) находилась в ссылке под Тулой. Брат Андрей жил на поселении в Свердловске.

В коммунальной (бывшей барской) квартире под номером 17 в доме 16 на Моховой из большой семьи Волковых оставалась только мать — Александра Аркадьевна.

Она так и не дождалась демобилизации из армии своего младшего сына, не дождется его и из заключения…

10 марта на допросе Дмитрий Волков сказал следующее:

Сразу же после перехода в армию я встретился с Крюковым, политические взгляды которого вполне соответствовали моим, в разговоре со мной он сказал, что наши идеи мы должны проводить и пропагандировать везде и всюду. В данном случае мы должны использовать наше пребывание в армии.

Кроме того, Крюков в повседневных встречах посвящал меня в антисоветские материалы для более плодотворного достижения наших задач.

Я стал группировать вокруг себя наименее устойчивых в политическом отношении часть красноармейцев, делая упор на беспартийных.

Вокруг меня сгруппировались: Крем, б. монтер, Фанеев, свободный художник, Кривоборский, исключенный из комсомола, которые разделяли мои политические установки и проводили соответствующую антисоветскую агитацию среди красноармейцев, их роль в отношении группы была та же, что Крюкова в отношении меня.

Я углублял антисоветские взгляды членов группы и насыщал их контрреволюционными материалами.

На последующих допросах обосновывал свои позиции:

…Считаю, что у власти не может находиться класс некультурный, неразвитый, каким является пролетариат.

…Считаю, что наиболее правильной формой управления государством должна являться республика, при полном участии в управлении всех слоев населения от помещика и капиталиста до крестьянина и рабочего. …Должна существовать полная свобода слова и собраний.

Высшая школа должна быть открыта для всех, без всякого классового различия. …Должна быть допущена полная свобода развития частного капитала и промышленности, а также индивидуального крестьянского хозяйства. …Искусство не должно подчиняться интересам классов, должно развиваться на основе индивидуальных качеств и способностей и должно быть совершенно бесклассовым.

Далее он высказал собственную точку зрения на индустриализацию, социалистический строй, борьбу с кулачеством:

Индустриализация — это сумасшедшие темпы (а иначе я их назвать не мог), подчиненные стремлению кучки фанатиков. Тяжесть ложится на плечи трудящихся. Социализм в моем понимании является утопией, идущей вразрез со всеми законами природы, и, конечно, никогда проведен в жизнь не будет. Корни кулачества не в паразитической эксплуатации, а в трудолюбии, трезвости и т. д.

Сделал категорический вывод:

Считая, что внутренние силы недостаточны для совершения акта свержения существующего строя, а также учитывая международную обстановку, я видел единственный верный путь — это вмешательство вооруженных сил интервенции.

Следователь ОГПУ затребовал у администрации нефтесклада характеристику на бывшего счетовода, в настоящее время находящегося под арестом Д.В. Волкова. В характеристике читаем:

…Политикой плохо интересуется. В политкружке участвует пассивно, ни разу не высказался и ни одного вопроса не задал. В связи с распространением билетов Осоавиахима говорил, что по двухгодичному его опыту и наблюдению коммунисты во всех кампаниях плетутся в хвосте, что с ними иметь дело — одно горе… Явно против политики партии не возражает. В списке ударников состоит. Кандидат цехкома и уполномоченный Осоавиахима. Эту общественную работу выполняет, но без всякого рвения, энтузиазма и инициативы. Интересуется больше техучебой, чем политучебой. Основную свою производственную работу выполняет хорошо. Казенного, бюрократического подхода к работе не замечено.

Характеристика датирована 22 мая 1932 года, подписана парторгом и председателем цехкома.

Дмитрию Васильевичу Волкову, 1909 года рождения, постановлением Выездной сессии Коллегии ОГПУ от 17 июля 1932 года согласно ст. 58, пп. 10 и 11 было определено содержание в концлагере сроком на 10 лет. Отбывать наказание его направили на строительство Беломоро-Балтийского канала, в III отдел (эвфемизм для третьего лагпункта Беломорско-Балтийского исправительно-трудового лагеря на Медвежьей Горе).

Вероятно, учитывая математическую подготовку Волкова, лагерное начальство на какое-то время сняло его с общих работ и поставило на должность счетовода. Возможно, за добросовестное исполнение этих обязанностей заключенному Волкову Д.В. постановлением Коллегии ОГПУ от 24 апреля 1934 года срок наказания был сокращен на полтора года. Однако в 1937-м, 12 ноября, он был вновь арестован. Не потому ли, что и в лагере продолжал проводить «широкую агитацию против сегодняшней политики партии Соввласти, используя для этого все аудитории и всех лиц, с которыми встречался»?

Тройкой НКВД Карельской АССР от 20.11.37 осужден по ст. 58–10, 58–11. Расстрелян 28.11.37 в 12 километрах от станции Медвежья Гора.

Волков Дмитрий Васильевич лежит в одной из 236 расстрельных ям в лесном урочище Сандармох, самом большом на Северо-Западе России тайном захоронении жертв Большого террора.

В 1924 году Михаил Лозинский, будущий автор бессмертного перевода «Божественной комедии» Данте, объяснял себе и своему брату, находящемуся в эмиграции, почему он остался жить при Советах. «В отдельности влияние каждого культурного человека на окружающую жизнь может оказаться очень скромным и не оправдывающим приносимой им жертвы. Но как только один из таких немногих покидает Россию, какой огромный он этим наносит ей ущерб: каждый уходящий подрывает дело сохранения культуры». Это письмо он сумел отправить, когда ему разрешили посетить свою дачу в Финляндии[109]. Мать, сестра, брат эмигрировали. Он остался, назвав этот свой поступок «исторической миссией». За что и принес весьма ощутимую жертву.

Биография переводчика известна из заполненных им собственноручно анкет, сохранившихся в архиве Российской Национальной Библиотеки и в ЦГАЛИ. Правда, в анкетах этих есть значительные лакуны: в них пропущена информация о том, как в жизнь Лозинского вторгались ЧК — ГПУ — НКВД.

Дворянин, потомственный интеллигент, сын присяжного поверенного, прослушавший некогда курс в Берлинском университете, окончивший два факультета в Петербургском университете (юридический и историко-филологический), до революции многократно бывавший за границей, владеющий девятью языками, с 1914-го секретарь редакции журнала «Аполлон», издатель «Гиперборея», поступивший в 1915 году вольнотрудящимся в Императорскую Публичную библиотеку и дослужившийся к 1918-му до заведующего Отделением изящных искусств и технологии, одновременно — преподаватель в Российском институте истории искусств, в Институте живого слова, член редколлегии экспертов издательства «Всемирной литературы», руководитель курсов при издательстве и студии поэтического перевода — всё это уже делало Лозинского чужаком для новой власти и вызывало ее подозрения.