ранимое сердце Индиль. Эта оболочка была лишь защитой от того мира, в который он принес ее, лишь домом, в котором она могла существовать без опаски, лишь средством, которое давало ей новые возможности. Это была ее маска, которая растворялась, лишь только они касались друг друга кончиками пальцев. Он помнил ее светлое имя и хранил этот драгоценный звук, не произнося его вслух, не произнося его даже в мыслях, потому что звук этот был тем единственно важным, дорогим, существенным, что когда-либо было доверено ему.

Он знал, что она ненавидела его и бесконечно любила, и требовала от него лишь одного – чтобы он жил, просто жил и просто был рядом.

Махталеон взглянул на Элизу. «Рыжая кукла, – подумал он, – пустая и бесчувственная». Он уткнулся лицом в солому, пытаясь усмирить нахлынувшие воспоминания. «Так бы и оторвал тебе голову, – думал он. – Зачем ты пришла ко мне? Пустое любопытство. Необъяснимая глупость. Теперь ты будешь утолять мой голод столько, сколько я того пожелаю».

Он грубо схватил ее за подбородок и повернул к себе ее лицо.

– Мне нужны твои чувства, глупая! Страстные, яркие, дающие силы, дающие жизнь! Ты способна на подобные чувства, Элиза?! – с надрывом в голосе выкрикнул он.

Широко открыв глаза, она смотрела мимо него, а губы ее быстро шептали слова молитвы. Она усердно молилась о том, чтобы явилось избавление, чтобы сейчас, прямо в этот момент, вернулись с охоты ее братья или кто-то другой прибежал бы на шум и спас ее из рук демона. И чтобы отец ее никогда не узнал о случившемся.

– Элиза, перестань! – Махталеон раздраженно, со всего размаха ударил рукой по соломе возле ее головы, от чего девушка мгновенно замолчала и зажмурила глаза. – Я не хочу причинять тебе боль, пойми! Но мне придется это сделать, если ты не посмотришь мне в глаза. У меня очень мало времени. Я и так слишком задержался здесь. Если ты не способна отдать мне свою страсть, просто посмотри мне в глаза! Иначе я буду вынужден выпить твою кровь.

И тут она забилась под ним и стала кричать, но он закрыл ей рот рукой и тут же прокусил шею, справа, там, где пульсировала кровь. Она билась и рычала под ним, а потом замерла, издав негромкий стон. Он не замечал этого. Он наслаждался свежей, теплой, молодой кровью. Он чувствовал, как она разливалась по его высохшим сосудам приятным теплом и наполняла его тело новой силой и дающей жизнь энергией.

Вдруг что-то тяжелое с силой ударило его по голове, и он отпустил свою жертву. Она вскочила на ноги и, покачнувшись, бросилась к двери, где он и настиг ее снова и повалил на пол. Потом была яркая вспышка света перед глазами, ослепившая ее, и резкая боль, прошедшая через ее глаза и ударившая в затылок, а затем – тишина и абсолютная тьма, поглотившая ее рассудок.

Вернувшиеся с охоты братья застали ее сидящей на полу. Вокруг были разбросаны белые повязки и черные перья, а у входа лежала большая деревянная кружка. Таинственный гость исчез.

Элиза сидела на полу, раскачиваясь вперед-назад и улыбалась улыбкой растерянной и зловещей. В ее растрепанных волосах запуталась солома, глаза ее неестественно блестели, а на растерзанной шее запеклась темная кровь.

– Где он?! – закричал старший из братьев и с силой тряхнул ее за плечи, но она лишь улыбалась и продолжала раскачиваться, обнимая себя руками.

– Где он?! – снова закричал он, схватил свой охотничий нож и выбежал из дома.

Несколько недель местные жители прочесывали лес, искали демона в горах и среди озер – но все тщетно. Зато нашли старшего брата Элизы – бездыханного и полностью обескровленного.

Младший же брат пытался говорить с сестрой, найти к ней какой-то особый подход, выпытать правду о случившемся. Они подолгу гуляли вместе, и он держал ее за руку, а она только смотрела перед собой и продолжала улыбаться. Элиза больше не произнесла ни слова. Она только плела из соломы кукол, раскачивалась, сидя на полу, и улыбалась. И ее сочли сумасшедшей.

Однако, когда появился на свет ее сын – маленькое существо с огромными темными глазами, рыжими кудряшками и четырьмя ручками, дар речи вернулся к ней, и люди слышали, как она пела ночами, прижав к груди своего малыша. Когда же брат спрашивал о происхождении ребенка, она задумчиво смотрела перед собой и нежно шептала, склонив голову набок:

– Его отец – ангел… – и улыбалась все той же растерянной улыбкой.

Злые языки обвиняли ее в колдовстве и в связи с темными демонами. Местный священник, бывший в хороших отношениях с ее отцом и всем сердцем желавший спасти девушку, долго читал над ней молитвы и, наконец, сообщил, что душа ее чиста и нетронута. А когда знахарка, помогавшая ей в родах, во всеуслышание сообщила, что то было непорочное зачатие, Элизу, наконец, оставили в покое. И отправили жить при монастыре. Вместе с сыном. Мальчика она назвала Леоном.

Дорога домой. Эпизод девятнадцатый

Махталеон вышел на опушку леса и остановился на самом краю обрыва, всматриваясь в даль. Там, далеко на горизонте, темной цепью тянулись его родные горы, едва различимые в серо-голубой дымке.

Он устало опустился в мягкую прохладную траву.

Весна приближалась к середине. Воздух, пропитанный прохладным, свежим трепетом, казалось, звенел от голосов невидимых птиц и стрекоз.

Молодая листва деревьев тихо шелестела над его головой. Меж тонких ветвей струился солнечный свет, мягкий и золотистый. Сквозь зеленую дымку листвы Махталеон видел очертания женской фигуры. Легкая, изящная, едва уловимая, она обернулась к нему и улыбнулась, – так нежно, так мило, так по-детски искренне и открыто.

Как же она была хороша в своей непосредственности и полупрозрачных одеждах!

Махталеон закрыл глаза. Нет, ее больше нет, больше не существует этой маленькой лесной нимфы, его Индиль. Он сам уничтожил ее. Он превратил этот нежный белоснежный цветок в дикую розу, и она покрыла свой стебель ядовитыми шипами. Он превратил эту чистейшую живую каплю росы в драгоценный, но холодный камень, в нечто такое, что было понятно ему, к чему можно было прикоснуться, не боясь, что оно исчезнет из его рук, просочится сквозь пальцы, и не оставит ему ничего.

Он