мол, не моя зараза. Знаете, как это делают? Но это ладно, несчастный случай. Как эта Тося дожила до тридцати восьми, если она в состоянии выпить моющее средство, – вот загадка.

– Утром у Абрамовых была какая-то женщина.

– А, ну да. Я был у генерала, он готовится к операции. Даже спел ему, я по утрам распеваюсь. Он, представляете, заплакал?

Смородина очень хорошо это представлял, он бы на месте Афанасия Аркадьевича тоже заплакал.

– Пришла женщина. Очень невыразительная, ей надо худеть. С другой стороны, а кому сейчас не надо? Всегда надо худеть. – Додон съел ложечку варенья. – Она так одета была по-европейски. По сути, она обвинила всех членов семьи, что это они столкнули с лестницы ее мать. Ту самую женщину из парка. Представляете? Бабулька семидесяти лет! У полковника давление, Эльвира билась в слезах. Ну, Эльвире тоже не мешало бы похудеть.

– То есть они ей поверили?

– Тут дело в реакции Жанны. После того как эта баба упомянула какой-то платок, с ней что-то сталось.

И он перевел свою лупу на следующую фотографию в альбоме. Смородина пригляделся к фотографиям.

– А вот этот человек похож на нашего генерала. Это его альбом?

– Да. Я же говорю, я провожу расследование. Все в деталях. Вот вы читали Агату Кристи? Я в детстве читал… Если внимательно все разглядывать, обязательно найдешь улику.

Платон Степанович осмотрел разложенные на столе альбомы. Открыл один из них. К листам из серо-голубой бумаги фотокарточки были приклеены с помощью резных уголков. Здесь были мириады черно-белых фотопортретов шашлычника. В лесу, на лавочке, у моря. Антикварная соцсеть, выставка достижений и хозяйства.

– Собственно, это то, о чем еще я хотел вас спросить. Антон, дело может оказаться гораздо серьезнее, чем вы думаете.

– Именно. И я первым заметил это.

– Люди в большой опасности.

Ни один мускул не дрогнул на лице парикмахера. Или правильнее было бы сказать на маске, которая была его лицом последние пятнадцать лет.

– Не понимаю, о чем вы говорите.

– Вам не жаль Жанну?

– Жанну? – Додон поднял левую бровь. – Жанну мне очень жаль.

– Когда вы поднимали ее волосы якобы для того, чтобы примерить к ней новую возможную прическу, вы искали следы от пластической операции?

– А что? Сейчас их с восемнадцати лет делают. Богатые дуры, чтобы походить на голливудских звезд, бедные, чтобы выглядеть богатыми.

– Что вы имеете в виду? Я все это про внешность, вес и цвет волос плохо понимаю. Это какой-то особый женский язык внутри русского языка.

– Все просто. Что самое привлекательное на свете?

– У каждого свое.

Смородине показалось, что он снова оказался на сеансе энерготерапии.

– Не смею спорить. Но так, если на больших массивах данных смотреть? К чему большинство людей тянется?

– К богатству.

– Да. И они хотят если не быть, то выглядеть богатыми. А почему?

– В России это большая защищенность. Тебе меньше хамят.

– Стареют от забот. Многофакторный процесс, но тяжелая жизнь, она прямо старит. Посмотрите на Эльвиру, ей, если судить по шее, пятьдесят два. А ей еще сорока нет. А посмотрите на генерала. Орел! Столько сделал для родины. Но дело еще и в том, что он всегда хорошо питался, хорошо отдыхал, получал медицинский уход. Ну и генетика другая у мужчин, не без того. Человек пластикой хочет стереть с лица груз пережитых забот, создать иллюзию беззаботной жизни.

Додон, перестав увеличивать черно-белые деревья на заднем плане, принялся увеличивать черно-белый дом, на фоне которого стоял молодой Афанасий Аркадьевич. Смородина посмотрел на фотографию вместе с ним. Но отвлекся – в сарай с курами, шаркая, прошла та самая бабка с кудельками, недавняя соседка Смородины по лавке, которую некогда Эльвира выжила из домработниц. Лицо у нее по-прежнему было недовольным. С фотографии Смородина перевел взгляд на ее лицо.

– Антон, а о чем вы обычно болтали с генералом?

– С какой целью интересуетесь?

– Обсуждали новости города?

– Вероятно.

– Вы рассказывали ему местные сплетни?

Додон с жеманным видом покрутил головой.

– Ну мы же не какие-то…

– Не какие-то женщины, да, конечно. Но вы развлекали его тем, что услышали, в гораздо большей степени, нежели тем, что прочитали в газете. А что это? Вырезка из газеты?

Додон вздохнул и недовольно сказал:

– Ну вот. Это моя находка, не присваивайте. Меня со всего мира стилисты отслеживают. Воруют и выдают за свое. А у них с пиаром лучше, мощности другие. – Он закатил глаза. – Что вы видите?

– Двух женщин и ребенка на фоне куста.

Смородина помнил эту черно-белую фотографию, которая была опубликована в разделе объявлений. Бабулька, девушка и ребенок. Додон навел лупу на правый верхний край фотографии.

– А теперь?

– О! Это же уродливое каменное лицо. Это фрагмент капители из генеральского дома. Я уверен, что второй такой просто в мире нет.

– Я изучил, откуда это снято. Позвонил по указанному номеру. Все совпадает. Пятнадцать лет назад эта женщина, – Додон указал на бабулю, – убирала у Абрамовых. Рядом нянечка, которую шашлычник поматросил, когда выгнал Эльвиру. Видите, как она сидит – ссутулилась, сжалась. Боится, что ее прогонят, потому что она не у себя дома. А это маленькая Жанна. Только в профиль и в идиотском детском капоре. Ни одной ее фотографии, как корова языком слизала. Ну ничего, можно найти в каком-нибудь отражении.

– Вы думаете, что в доме сейчас мошенница, которая притворяется племянницей генерала?

– А что вы хотите? Последние восемь лет Жанна вообще не возвращалась домой. Товарищ генерал разговаривал с ней только по телефону. И с чего она такая противная? Другая уже восемьдесят раз попросила бы меня куда-нибудь ее вывести, а эта надулась как сыч и сидит в комнате. В ее-то возрасте и с ее деньгами. Это не то что странно, это подозрительно!

Смородина поправил очки.

– Понимаете, присвоить чужую личность не так просто, как кажется. Это ж все документы надо подделать, в XXI веке это почти невозможно.

– У генерала полная библиотека ценностей. Она может планировать их вынести.

– Для этого не надо быть мошенницей. Это и реальные наследники иногда делают, не дожидаясь срока наследования. И кстати, дедушки тоже травят внуков. Это очень большая ошибка считать, что старость приносит мудрость. Слабость может быть. Но власти, если личность ее изведала, хочется всегда. А власть дают деньги.

– Но она играет! Она иногда с таким усилием просто за столом сидит. Я это чувствую.

– Первоклассная актриса? Но актриса – это такая же профессия, как и любая другая. Она играет там, где зрители соблюдают правила игры, а именно сидят молча. Ей надо сосредоточиться. Ей нужны слова. И