– Нет, – повторил Роман. – Знаешь, мне совершенно все равно, – сказал он бесцветным тоном. – Возможно, я даже буду им благодарен.

Услышав это, Залесский не выдержал снова. Резко поднялся с кресла и со всей силы тряхнул Королева за плечи.

– Ты что это говоришь такое?

– Правду.

– Да ни хрена! Ни одна женщина не стоит этого. Слушай, давай напьёмся вместе. Давай найдем тебе новую шлюху… Что угодно…

– Я не хочу! – эти слова Роман почти выкрикнул. Вырычал с неожиданной для себя силой. – Не хочу, – повторил уже спокойнее. – Просто оставь меня одного, окей?

– Оставить тебя с подобными мыслями? С вероятным убийцей на хвосте?

– Да. Я все равно не намерен никуда выезжать, а сюда этот гипотетический убийца пролезет вряд ли.

Это было правдой. Роман не желал покидать своей спальни – наверное, единственного места в доме, куда не проникал шлейф запретных воспоминаний. Казалось, если только выйдет отсюда – реальность обрушится на него со всей своей безжалостностью. Казалось, что все вокруг способно напомнить о том, чего не вернуть. Машины, здания, мосты, корабли, набережная… Он пока не готов был встречаться лицом к лицу с тем, чего не мог контролировать. Что не мог заставить исчезнуть по одному лишь своему желанию, которого для этого было мало. Которого было мало для всего. Для того, чтобы удержать рядом с собой женщину, для того, чтобы вызвать в ней чувства… Зато оказалось достаточно, чтобы придумать ее себе. Ее – ту, которой нужен по-настоящему, а не просто для развлечения. Ту, которая желала давать и отдаваться, а вместо этого – только забрала. Ту, что хотела быть единственной, а стала никем. Что-то неумолимо кольнуло слева, заставив на миг задохнуться от боли. Об этом нельзя думать. Нельзя вспоминать. Все, что касается ее – для него теперь под запретом. Роман сделал глубокий вдох и снова посмотрел на Пашу.

– Я не покину дома, – уверил он друга ещё раз. – Да и если даже смерть Карташова не случайность, я, возможно, уже не интересую заказчика. Иначе не проще ли ему было бы устранить первым меня?

– Возможно, он пока не нашел способа, – мрачно ответил Залесский. – И все же я приставлю к дому охрану. Тем более что тебе, по твоим словам, все равно.

– Делай, что хочешь, – устало согласился Королёв, и Павел вышел, оставив его одного в этом панцире, который он себе соорудил и куда не было доступа никому.

Она пришла неожиданно. Без разрешения и приглашения, которых, как наверняка прекрасно понимала – не получила бы никогда. Проникла в его дом снова, как однажды и в его жизнь – не спрашивая, не уточняя, не думая о последствиях. Только если когда-то ее привело к нему отчаяние, то что она делала здесь теперь – он совершенно не понимал. И понимать не хотел.

– Кто пустил тебя в дом? – спросил он, когда она тихо прикрыла за собой дверь. Словно рассчитывала, что он мог ее не заметить. Словно мог не почувствовать запаха ее неизменных духов.

– Здравствуй, – сказала она негромко. – Вокруг дома охрана, но меня пропустили. Предварительно проверив, так что можешь быть спокоен.

Он посмотрел на нее безразлично. Красива, как всегда. Ради обладания ею он когда-то готов был убить. Хотя ей от него требовалось прямо противоположное.

– Придется всех уволить, – констатировал он ровным тоном.

– Они же не знают, кто я, – ответила она. – Они не виноваты.

– Надо же, тебя волнует кто-то ещё, кроме тебя самой и твоего дружка? – он удивлённо приподнял бровь.

– Рома… – в голосе – мольба, какой никогда еще от нее не слышал. Даже тогда, когда выставлял ее прочь. В тот момент она этому как раз таки отнюдь не противилась. Как и та, вторая… а он ведь простил бы обеих, попытайся они хоть как-то объяснить ему свои поступки. Попытайся они просто попросить…

– Что тебе нужно? – спросил он без особого интереса. Все это отболело слишком давно, чтобы теперь могло вызывать хоть какие-то эмоции.

– Я слышала, твоя… женщина… ушла.

И откуда только она знала это? Следила за его домом, чтобы знать, кто и когда входит сюда и выходит? Нелепо даже предположить такое. Слишком большая честь для него.

– И? – уточнил кратко.

– Я подумала, что… – она подошла ближе, присев перед креслом, в котором он сидел. Гордая Анна у его ног – о таком он прежде не мог и мечтать. А теперь это не порождало внутри ничего, кроме одного желания – чтобы она поскорее ушла. Но этого делать Анна как раз и не собиралась.

– Ты прости меня, – заговорила она снова. Робко, неуверенно. Такой он видел ее только раз – когда просила у него крупную сумму денег. И причиной тому был страх, что он откажет. А он не мог отказать. Он никогда и ни в чем не мог ей отказать. Раньше.

– Прощаю, – сказал легко и безразлично. – Можешь идти.

– Рома, я… ты знаешь, я за все поплатилась. Он бросил меня, едва встав на ноги. Наверное, это кара за то, как я поступила с тобой.

Он не понимал, зачем ему знать все это теперь. Теперь, когда ни одно ее слово не имело ни малейшего значения.

– Мне жаль, – ответил он и это было вполне искренне. Она уничтожила его, но он никогда не желал ей зла. Просто не умел. Даже тогда, когда она ушла, не оглядываясь, получив от него необходимую сумму. Немалую сумму, которая была нужна на операцию ее любовника. Того, с которым встречалась ещё до того, как вышла замуж за него, Романа. Того, ради которого пошла на этот брак, терпела противные ей прикосновения и ненужное обожание. Что такого было в том мужчине, что ради него Анна была готова на подобное? И чего не хватало ей в нем? Чего не хватало и той, другой женщине? Почему раз за разом он оказывался на обочине собственной жизни, выброшенный, использованный, разбитый?

Наверное, все это отразилось на его лице. Потому что Анна неожиданно обхватила его колени, вцепившись пальцами в тонкую ткань брюк, словно он мог встать и отбросить ее от себя. И была в этом недалека от истины – именно это и хотелось сделать ему сейчас. Стряхнуть ее с себя, как пепел пережитого, который не было никакого смысла ворошить.

– Послушай, – заговорила она быстро, словно почувствовала, что его терпение на исходе. – Я поняла, но слишком поздно, что ты значил для меня. Что никто меня не любил так, как ты. Что мне… не хватает тебя. Что не могу тебя забыть.

– Дай угадаю, это просветление снизошло на тебя после того, как твой любовник тебя кинул? – криво усмехнулся он.

– Ты не веришь, – прошептала она. – А это правда. Я миллион раз пыталась поговорить с тобой…

– Ты опоздала, моя дорогая. Опоздала в тот самый момент, как вышла отсюда, довольная тем, как развела меня на деньги. Прекрасно зная, что я не попрошу ничего назад.

– Прости, – в ее глазах блеснули слезы. Великолепная актерская игра, которой он готов был аплодировать стоя. Если бы мог себе это позволить. – Разреши мне остаться…

– Зачем? – спросил он жёстко и, впившись в ее плечи, поднял рывком с колен и притянул ближе к себе, обхватив пальцами за подбородок. – Надеешься, что я скоро сдохну, оставив тебе наследство? Как это было бы удобно для тебя, правда? Наверняка думаешь, что в этот раз тебе будет даже легче, потому что я не смогу тебя трахать? Ошибаешься, Анна, – он отчеканил ее имя, разбив его по слогам. Когда-то два этих звука стали для него тождественны звону колокола. Сначала – праздничному, когда она стремительно ворвалась в его жизнь, а затем – погребальному, когда из нее ушла.