«Тихая ночь, святая ночь», который в конце распадался на душераздирающие рыдания»11.

Глава 49

Парадокс надзирателей лагеря

Каждый, кто там находился, в какой-то момент сделал что-то хорошее, и это было самым страшным. Если бы эсэсовцы в Аушвице всегда творили только зло, я бы сказала себе, что они прирожденные садисты и не могут действовать иначе. Однако эти люди знали разницу между добром и злом.

Элла Лингенс-Райнер1

Таким образом, одним заключенным они казались жестокими чудовищами, другим – вполне приличными людьми, а на самом деле правдой было и то и другое.

Элла Лингенс-Райнер2

Вы обладаете властью над жизнью и смертью только в том случае, если иногда спасаете жизнь! Все дело во власти. А радость – в выборе.

Джон Гротген и Фэй Альтман, психологи3

Я пыталась помочь людям, особенно в Аушвице… Я помогала многим заключенным как только могла, всеми доступными средствами.

Мария Мандель4

Несмотря на многочисленные рассказы о жестокости Мандель в лагерях и смертях от ее руки, у Марии была и добрая сторона. Она редко являла себя миру, но определенно существовала, и заключенные, испытавшие ее на себе, никогда о ней не забывали. Уцелевшая Хелен Тихауэр отзывалась о Мандель только положительно. «Я никогда не испытывала жестокости или чего-то, что заставило бы меня ее ненавидеть. Она никогда не проявляла жестокости в Биркенау! Она была руководителем высшего звена – весьма по-дамски»5.

Тихауэр, которая и работала в лагерной канцелярии, и играла в оркестре, вспоминает день, когда она незаконно осталась в своем бараке из-за сильных менструальных болей. Там ее застала Мандель. Это было грубым нарушением лагерных правил. Однако, к удивлению Тихауэр, вместо какого-либо наказания Мандель просто по-матерински нежно погладила ее по лбу и позволила остаться в постели6.

В другой раз Тихауэр вызвали в кабинет к Мандель. Она нервничала, а Мандель держала в руках книгу «Речные пираты». Хелен попросили оформить книгу и вложить в нее украшенное посвящение Йозефу Крамеру, поскольку десятого ноября у него был день рождения. Тихауэр осмелилась сказать, что это был и ее день рождения. Удивительно, но Мария сказала Хелен, чтобы она выбрала себе «подарок на день рождения»7 из множества посылок, отправленных заключенным и хранящихся в блоке 5.

Тихауэр также наслаждалась прогулкой за городом, устроенной для женщин-оркестрантов.

– Мы ходили купаться. Невозможно поверить, сколько она сделала для нашего благополучия!8

Тихауэр подчеркнула, что никогда не была свидетельницей побоев. Ее положение в Аушвице было слишком высоким для этого, и в ее присутствии никогда не употребляли ненормативную лексику.

– Нет! Как раз наоборот! Я много слышала о ней в кабинете. Она часто беседовала с немецкими женщинами при их увольнении со службы – давала советы9.

Когда в 2003 году Тихауэр спросили о предыдущем интервью, данном в Фельданге вскоре после войны, в котором она заявила, что Мандель принимала участие в нескольких отборах прибывающих заключенных в газовые камеры, Тихауэр изменила свои показания: «Она никогда не участвовала в выбраковке!»10.

Анита Ласкер-Валль описала одну личную встречу с Мандель. Анита узнала, что ее сестра, Рената, прибыла в лагерь. Ища способ помочь, Анита приняла смелое решение обратиться непосредственно к Мандель и спросить, может ли Рената стать Läuferin – посыльным, желаемой должностью в Аушвице с хорошими условиями.

Анита владела немецким языком, что, несомненно, помогло ей, как и то, что она была единственной виолончелисткой. «Как ни странно, она [Мандель] была довольно вежлива и сказала, что посмотрит, что можно сделать». Вскоре после этого диалога Рената действительно стала Läuferin. «Разумеется, я боялась, что Мандель передумает, как только увидит Ренату. Однако она не передумала, и это оказалось разницей между жизнью и смертью»11.

Александр Кинский, помощник Blockführer (руководителя блока), вспоминает, что однажды ему пришлось предстать перед Марией Мандель по поводу составленного на него обвинительного заключения: Крамер обвинил его в том, что тот был пьян.

– Я отверг это обвинение, сказав, что если бы оно было правдой, то Крамер, несомненно, наказал бы меня. Мандель прочитала мне лекцию о том, что я слишком снисходителен к заключенным женщинам и что я должен вести себя профессионально и не вступать с ними ни в какие разговоры12.

После этого Мандель велела Кинскому поспать и не стала его наказывать.

Хильде Симхе, ударница оркестра, позже заявила, что не наблюдала жестокости Мандель.

– Я не боялась ее. Когда она приходила в оркестр, то вела себя нормально.

Хильде также вспоминала, что Мандель иногда разрешала направлять в оркестр специальные посылки из Канады [7] в качестве одолжения13.

Гермина Марковиц, которая была совсем маленькой, когда ее отправили в Биркенау, помнит, как потянула мышцу на ноге и ее отобрали для отправки в газовые камеры. Ее отвели в карантинный блок дожидаться своей участи. Марковиц сидела в углу, окруженная толпой из двухсот заключенных, когда вошла Мандель. Увидев ее, Мария спросила: «Что там делает зеленый овощ [das Grüne Gemüse]?». Марковиц выделялась своей молодостью, ведь она была единственной девушкой среди множества пожилых женщин. Словацкий врач сказал Мандель, что Марковиц всего лишь потянула связки и быстро поправится. На удивление, Мандель приказала взять Марковиц и отправить ее в санчасть. Таким образом она спасла ей жизнь.

Когда Марковиц вернулась в свой обычный барак, ей сказали, что Мандель искала ее и что она должна явиться к воротам, так как в лагере «набирают» секретарей. Гермина встала в очередь вместе с остальными, и из них отобрали десять человек. Она не попала в их число и собралась возвращаться в свой блок, когда Мандель крикнула ей: «Эй, ты, с больной ногой, вернись!» Марковиц заключает: «Так я получила работу в офисе»14.

В 2003 году Анна Паларчик в интервью рассказала «очень милую и красивую историю о Мандель». Паларчик работала в специальном бараке, блоке 4, где были необычайно хорошие для Биркенау условия. На койках лежали одеяла, душ принимали почти ежедневно. Однажды Мандель пришла с двенадцатилетней немецкой девочкой.

– Она сказала мне, что эта девочка будет жить в моем блоке, мол, «ты должна заботиться о ней, и лучше бы тебе делать с ней домашние задания»! Я не могла этого понять: в этом месте! Там, где стояли крематории и убивали людей.

Когда Паларчик спросила, немка ли девочка, Мандель ответила, что она из семьи Сименсов, ее мать носит фамилию Сименс, а отец был евреем.