(Snooks 1997, p. 52–53), то есть в отличие от теоретиков культурной эволюции он полагает, что отдельные люди способны «изобрести» необходимое решение. Соответственно, культурную эволюцию он считает результатом, а не движущей силой общественного развития (Snooks 1997, p. 68). Изменения в институтах и экономический рост Снукс выводит из спроса со стороны стратегов и конкурентной борьбы между их группами, а культурные изменения рассматривает как сумму институциональных изменений и экономического роста. Людей он делит на «стратегов» или новаторов, «нестратегов» или последователей, и «антистратегов» или искателей ренты (Snooks 1997, p. 63). Снукс сводит мотивы человека к материальному потреблению, а культуру — к неопределенному собранию «всего, что вносит свой вклад в сложную структуру человеческой цивилизации» (Snooks 1997, p. 68). Он не понимает, что «стратегии» — это и есть элементы культуры, что в процессе имитации друг друга стратеги развивают культуру, а тем самым и самих себя. К точке зрения Снукса применим третий тезис о Фейербахе:

«Материалистическое учение о том, что люди суть продукты обстоятельств и воспитания, что, следовательно, изменившиеся люди суть продукты иных обстоятельств и измененного воспитания, — это учение забывает, что обстоятельства изменяются именно людьми и что воспитатель сам должен быть воспитан. Оно неизбежно поэтому приходит к тому, что делит общество на две части, одна из которых возвышается над обществом» (Маркс и Энгельс 1954–1981, т. 3, с. 2).

Отмечая, что люди не обладают всеведением и не способны решить все проблемы силой одного лишь разума, Герберт Саймон ввел принцип ограниченной рациональности:

«Способность человеческого разума формулировать и решать сложные проблемы очень мала по сравнению с размером проблем, решение которых требуется для объективно рационального поведения в реальном мире или хотя бы для разумного приближения к такой объективной рациональности» (Simon 1957, p. 198).

С чем связана ограниченность разума? Мышление сочетает в себе инстинкты, практики и разум, которые в разной степени отработаны естественным и культурным отбором. Действия, основанные на инстинктах и последовательном обучении многих поколений людей, производятся быстрее и легче, чем те действия, которые появились относительно недавно или требуют рассуждений. Даниэль Канеман называет быстрое интуитивное мышление Системой 1, а медленное осознанное — Системой 2. Система 1 — это ассоциативное, метафорическое, детерминистское мышление, которое дается легко и происходит автоматически, а Система 2 — вероятностное статистическое мышление, когда приходится думать о многом и рассуждать. Люди стремятся свести проблемы к тому, что они якобы знают, к автоматическим ассоциативным и причинным связям. Ограниченность разума, отклонения от рациональности объясняются не тем, что инстинкты или эмоции мешают разуму, а самим механизмом мышления, в котором разум — это лишь позднейший, хотя и важный элемент. Ограниченность нашего разума не позволяет нам «признать полный объем нашего невежества и неопределенность окружающего мира. Мы склонны переоценивать свое понимание мира и недооценивать роль случая в событиях» (Канеман 2016, с. 23).

По мнению Кена Бинмора, рациональность определяется не способностью людей предвидеть последствия своих действий, а тем, позволяют ли они людям воспроизвести самих себя:

«Из того факта, что люди зачастую не просчитывают все возможные последствия своих поступков, необязательно следует, что они ведут себя абсолютно иррационально. Теория игр достигла заметных успехов в объяснении поведения пауков и рыб, хотя они вообще не обладают интеллектом. Животные, не способные мыслить, зачастую ведут себя так, как если бы они были вполне рациональными, поскольку виды, которые вели себя иррационально, попросту вымерли. Коммерческими компаниями тоже далеко не всегда управляют самые умные люди, но рынок так же безжалостен, как и природа, — он уберет со сцены фирмы, работающие неэффективно» (Бинмор 2019, с. 12–13).

В данном случае мы имеем дело с другой крайностью, обратной взглядам Снукса: индивид может не быть рациональным, рациональной является популяция. Популяция может делать ошибки и при этом продолжать эволюционировать, а отдельная особь не эволюционирует — в отличие от популяции индивиды смертны. Одна точка зрения возвышает разум, сводя всю историю к результатам свободного выбора и не признавая эволюцию стратегий. Другая точка зрения сводит разум к последовательной деятельности: индивиды следуют программам по максимизации полезности, эволюция отбирает наиболее успешные стратегии.

Ограниченность мышления не является причиной для того, чтобы отрицать способность людей делать выбор, хотя инстинкты и практики, которые сплавлялись воедино на протяжении сотен тысяч и миллионов лет, являются мощной программой, которой следуют люди. Мышление человека представляет собой единство отбора и выбора, программы и разума. «Смешение обычаев и выбора в любое время почти тавтологически порождает существующую культуру» (Jones 2006, p. 261).

Как и биологическая эволюция, эволюция смыслов не ищет «самое лучшее», «максимальное» решение, она ищет лишь «подходящее», «минимальное» решение. Это касается как вещения и общения, так и мышления. Эволюционная рациональность исходит не из величины полезности и принципа максимизации, а из предпочтений и склонностей, которые ведут к выбору необходимого и достаточного варианта в условиях неопределенности. При этом полезность является лишь одним из не упорядоченных между собой смыслов, между которыми выбирает человек, наряду с моралью, мечтами, идеалами и другими. Потребности и мышление людей сформированы обществом-культурой, и люди ведут себя рационально не только тогда, когда они максимизируют полезность, но и тогда, когда они стремятся соблюдать нормы — то есть усвоенную ими социально-культурную программу:

«Рациональное поведение означает, что человек, столкнувшись с тем, что не в состоянии удовлетворить все свои влечения, желания и потребности, отказывается от удовлетворения тех, которые он считает менее насущными. Чтобы не подвергать опасности функционирование общественного сотрудничества, человек вынужден воздерживаться от удовлетворения тех желаний, которые будут препятствовать существованию социальных институтов» (Мизес 2005, с. 163).

Эволюционная рациональность исходит не из предположения об ограниченности разума, а из предположения о меняющейся роли разума и выбора в процессе культурной эволюции и взросления. Разум ребенка начинается как некритическое восприятие действий другого человека. Человеческий мозг и разум развились для того, чтобы убеждать других, а не для того, чтобы что-то решать самому, но теперь мы пытаемся пользоваться разумом, чтобы выбирать:

«В работе «Загадка разума» Хьюго Мерсье и Дэна Спербера, которая уже признана крупным достижением, показано, что сам разум развился для стратегической цели убеждения других, а не для улучшения нашего собственного принятия решений. Наша способность рассуждать нужна для