Я очень осторожно направила Ричарду мысль: «Не смотри ей влицо».

- Я знаю правила, - вслух ответил он. Значит, он услышалменя; это хорошо, просто замечательно.

Мысленный разговор получался у меня пока неважно, что восне, что наяву.

- Вы правда думаете, что если не будете смотреть мне в лицо,это вас спасет?

Класс, она тоже читает мысли. Впрочем, я знавала и менеесильных вампов, способных на это, так чему тут удивляться.

- Повтори-ка, почему Мика и Натаниэль не проснутся? - тихо,но уже не шепотом поинтересовался Ричард. Шептать уже бесполезно. Она наснашла.

- Некромант, - позвала Марми.

- Коты - животные ее зова, коты всех видов, так что онаможет не допустить их в сон. В прошлый раз со мной был Жан-Клод, и его она тожесмогла держать на расстоянии. А над волками она не властна.

- На сей раз твоя волчица не спасет тебя, некромант.

- А как насчет моего волка? - произнес Ричард, и с его губсорвалось низкое рычание. От него волосы на моих руках встали дыбом, а звери,ожидавшие своего часа внутри меня, встрепенулись. Они идут по длинному-длинномукоридору, подходя все ближе ко мне. Метафора, конечно, но именно так мне это ипредставляется.

Но во снах моя волчица была способна выходить наружу. Онабыла светлой - кремово-белой с темной шерстью на спине и отметинами на голове.Она припала к земле передо мной и зарычала вместе с Ричардом. Свободную руку япогрузила в ее шерсть, такую же мягкую и вместе с тем грубую, как и в прошлыйраз. Я чувствовала, как дрожь от ее рыка отдается в моей руке, ощущала ее плотьи твердые мышцы. Она была настоящей, моя волчица. Она существовала на самомделе.

Ричард перестал рычать и уставился на волчицу. Она перевелана него взгляд мерцающих карих глаз. Моих глаз, наполненных вампирской силой.Так они и таращились друг на друга, а затем волчица повернулась, чтобыустремить взгляд обратно во тьму. Когда Ричард посмотрел на меня, его глазабыли желтыми глазами его волка.

- Вы двое так и не получили от своего мастера последнююметку, - произнесла Марми. Голос ее витал вокруг призрачного тела, сотканногоею из теней. Она подошла к изножью кровати.

Волк пригнулся и зарычал, и этот звук был совершеннонедвусмысленным. То было последнее предупреждение перед атакой.

Она не попыталась дотронуться до кровати, простоостановилась. Я помнила ее тело, лежавшее в той далекой комнате, когда мояволчица в предыдущем сне укусила ее. Заставил ли тот укус ее призадуматься?Были ли настолько серьезным, чтобы она оценила угрозу? Господи, надеюсь, чтотак.

- Тебя все еще может подчинить любой, более сильный, мастер.А сильнее меня, некромант, нет никого.

Я посильнее вцепилась в мех волчицы и прижалась к телуРичарда.

- В последнее я охотно верю, Марми Нуар.

- Тогда почему ваш мастер оставил эту дверь открытой?

Вопрос серьезно меня озадачил.

- Не могу определить, что у тебя за выражение лица. Слишкомдолго не общалась с людьми.

- Я озадачена, - сообщила я.

- Я развею твое недоумение, некромант. Сегодня я пришла,чтобы сделать тебя своей. Разрушить ваш триумвират и сделать тебя своимчеловеком-слугой. Мне не нужна твоя кровь, чтобы заполучить душу.

Мой пульс забился с новой силой, и мне стало трудно дышать.

- Ты не тронешь ее, - заявил Ричард, и голос его звучалхрипло, показывая, насколько он близок к изменению.

- Полагаю, ты прав, волк. Полагаю, ты будешь сражаться рядомс ней. Я пока не готова к схватке. Но есть и другие, знающие о том, чего всееще не сделал Жан-Клод.

- Кто? - выдавила я.

- Надо ли произносить это вслух? - спросила она.

Я открыла было рот, чтобы высказать догадку, но Ричард меняопередил:

- Правила запрещают говорить это вслух. Жан-Клод сказал, этосмертельное оскорбление.

Марми засмеялась, и тьма сжалась вокруг кровати гигантскимкулаком. Можно было почувствовать, что этот кулак мог бы при желании опуститьсяи размазать всех, кто был на кровати.

- Я не ради этих штучек сюда пришла, волк, так что скажу:Арлекин. Им известно ваше слабое место. Они знают, что я близка к пробуждению.И они боятся тьмы.

- Тебя боятся все, - сказала я. Волчица начала успокаиватьсяпод моей хваткой. Можно было только надеяться, что к боевым действиям мы неперейдем. Видимо, мы просто разговаривали, а не дрались. Меня это устраивает.

- Верно, и сегодня я приберу тебя к рукам. Так язапланировала.

- Ты это уже говорила, - голосом, больше похожим начеловеческий, но вместе с тем более зловещим, произнес Ричард.

- Так избавь меня от необходимости повторяться, волк, - еегнев был холоден, словно ледяной ветер промчался по моей коже. Ричард поежился.Наверное, мне не стоит просить его быть повежливее. Эта вспышка силы и таксказала об этом довольно ясно. - К завтрашнему дню они до тебя доберутся, а мнебы не хотелось, чтобы они тебя получили.

- Получили, как это? - спросила я.

- Я позволю Жан-Клоду владеть тобой, поскольку ты и такпринадлежишь ему. Но никому другому. Я бы предпочла сделать тебя своей слугой,но Жан-Клод тоже подходит. И никто больше, некромант. Я скорее уничтожу тебя,чем позволю Арлекину наложить на тебя свои лапы.

- Почему тебя вообще волнует моя судьба?

- Мне нравится твой вкус, некромант, - ответила Марми. - Ине позволю кому-то другому заполучить тебя. Я ревнивая Богиня, я не делюсьсилой.

Я сглотнула комок в горле, затем кивнула, словно поняла ходее мыслей.

- Прощальный подарок, некромант и волк.

Туманная фигура растворилась, но мрак не исчез. Темнотавокруг нас внезапно сгустилась и уплотнилась, словно сама ночь стала такойгустой, что могла забраться в горло и удушить. Она уже проделывала такое сомной раньше. Во рту стоял стойкий привкус жасмина и дождя.

Волчица зарычала, и рык Ричарда отозвался эхом.

- Разве можно цапнуть то, до чего невозможно добраться? -голос Марми звучал сразу отовсюду и словно ниоткуда. - Я ошиблась, стараясьради тебя быть похожей на человека. А я не повторяю своих ошибок.

Волчица припала к земле, но Марми Нуар была права - здесь небыло тела, на которое можно напасть. Нужно было найти способ дать моей волчицеобнаружить цель. Я тщетно пыталась поверить в то, что волчица может покусатьсаму ночь.

Ричард схватил меня за плечи и развернул к себе. Его глазабыли все еще желтыми и нечеловеческими. Он поцеловал меня, а потом отстранился,чтобы сказать: