Тамара не согласилась:

– Нет, прямо сейчас! Срочно. Сию минуту.

Антон стал отнекиваться:

– Михаил Матвеевич утром по дому шастает, лучше провернуть дельце, когда он заснет!

Но Тамара стояла на своем:

– Волоки немедленно, до завтрака.

– К чему такая спешка? – надулся Антоша. – Опасаешься, что наряд попадет в руки другого человека? Зря. Я порядочный! Если пообещал отдать платье тебе, то оно твое! Ну заполучишь ты его не в первую половину дня, а ближе к ночи! Не вижу проблем!

Тамара протяжно вздохнула:

– Юбку перешить надо. Дело это непростое, по подолу длину не убрать, придется распарывать и по талии отрезать, складки заглаживать. И рукав потребуется повыше посадить. Времени остается мало, а работать мне придется урывками. Давай беги, я заплачу за риск!

Фраза про дополнительную оплату подействовала на начинающего скрягу вдохновляюще. Антон понадеялся, что его поход на чердак останется незамеченным, взобрался по лестнице, не забыл закрыть за собой люк и наткнулся на меня.

– Сама ты что здесь ищешь? – запоздало удивился он.

– Проверяю кое-что, – задумчиво ответила я и выхватила у Антона платье. – Ты ведь уже получил сумму за эту вещь? Я уверена, что Тамара расплатилась с тобой сполна!

– Да, – подтвердил Антон, – а как ты догадалась?

Люблю такие вопросы. Даже ежу ясно, Антон не тот человек, что будет действовать, не получив предварительно хрустящие банкноты.

– Элементарно, Ватсон, – буркнула я, – у тебя на лбу надпись горит: «Рублишки в кармане».

Антон пощупал лицо, посмотрел на руки и с облегчением произнес:

– Шутишь?

– Твоему уму и сообразительности можно позавидовать, – не удержалась я, – спускайся в туалет. Я сама отнесу платьишко Тамаре.

– Не нравится мне твое предложение, – загудел Антон, – это наше с ней дело.

– Думай о сумме, которую тебе вручила Тамара, и о евро, что может отстегнуть мой приятель-банкир, – сказала я.

Антон ткнул пальцем в самый большой сундук.

– Надо закрыть его аккуратно, – укоризненно произнес он, – опустить плотно крышку. Ты же женщина, значит, должна тщательно вести хозяйство.

Я почему-то начала оправдываться:

– Крышка нормально опущена.

Антон приблизился к рундуку:

– Тут пазики, надо в них всунуть штырьки, иначе останется щель, через нее внутрь налетит пыль.

Продолжая наставлять меня на путь истинный, Антон чуть наклонился над коробом и не смог скрыть негодования:

– Наружу торчит часть содержимого! Безобразие!

– Сейчас поправлю, – пообещала я и тоже переместилась к сундуку, но Антон быстро поднял крышку и разозлился:

– Разве можно переворошить все и бросить? Запомни, аккуратность – залог долговечности вещей.

Он нахмурился и вытащил из сундука серый плащ, встряхнул его и продолжил:

– Материал портится от стирки, но еще больше он стареет от глажки. Возьмем два платья, совершенно одинаковых: одно будем утюжить каждый день, другое раз в месяц. И через год…

Антон тщательно сложил плащ и вытащил шерстяной пиджак.

– И через год, – повторил он, – первый наряд превратится в ничто, зато второй покажется ненадеванным!

– Никому не понравится разгуливать в мятой одежде, – возразила я, – она будет как новая, но изжеванная!

– Кто сказал? – удивился Антон.

– Ты, – улыбнулась я, – произнес: «платье будем гладить раз в месяц».

– Это если горячим утюгом! – голосом умудренного опытом старца напомнил Антон. – Вещи надо распрямлять без высокой температуры, тогда срок их годности растянется на десятилетия.

Есть ли на свете женщина, которую обрадует перспектива носить в течение даже трех лет одну и ту же кофточку?

– Эдак придется часто тряпки покупать, – зудел Антон, наводя порядок в сундуке.

– Как можно привести в приличный вид ткань без утюга? – пробормотала я. – Положить на ночь под матрац? Отец рассказывал мне, что, будучи студентом, он таким образом пытался сделать стрелку на брюках.

– Глупости, – отмахнулся Антон, – женщина обязана знать разные хитрости! Если она к тридцати годам ничему по хозяйству не научилась, ей застрелиться надо! Идешь в ванную принимать душ, прихватываешь платье, устраиваешь вешалку на крючке. От горячей воды идет пар, пока моешься, под воздействием влаги ткань расправляется. Очень просто!

Антон внезапно замер, на его лице появилось странное выражение, он вытащил светло-голубую рубашку с рисунком из ярко-красных попугаев, желтых бабочек и цветочков, смахивающих на маргаритки. Сорочка разительно отличалась от остальных вещей. Она была веселой, даже слишком. Я не докопалась до дна сундука и не видела ее.

– Какая прикольная! – вырвалось у меня. – Наряд для отпуска.

Антон вздрогнул и зло воскликнул:

– На мой взгляд она ужасная! Ее надо выбросить!

Странно слышать такие слова от человека, который считает бережливость одной из главных добродетелей.

– Чем провинилась эта рубашка? – удивилась я.

– Отвратительная расцветка, – сказал Антон, – желудок судорогой сводит.

Меня почему-то охватило веселье:

– Не надо употреблять рубашку в пищу, тогда живот не заболит. Откуда на чердаке столько одежды?

Антон положил сорочку в сундук, тщательно закрыл его и сказал:

– Есть наряды, которые по размеру никому больше не подходят. Анна раздобрела, Михаил Матвеевич тоже потерял стройность. Клиенты часто им свои шмотки дарят. Так ты сама отдашь платье Тамаре?

Я кивнула и направилась к веревочнаой лестнице.

Тамара находилась в своей спальне, которая стихийно превратилась в филиал костюмерной, здесь повсюду висела одежда и маячили стойки с нарядами.

– Эй, кто там возиться? – закричала она, услышав резкий скрип открываемой мною двери. – Нечего топтаться. И сразу предупреждаю: одежда завизирована режиссером, никакой смены. Аксессуары и обувь вам подобрали, нечего сюда шастать и…

Тамара выглянула из-за вешалок и воскликнула:

– Лампа? Извини, я думала, кто-нибудь из девчонок притопал. Хитрые крыски! Они не знают о том, какие платья у кого на конкурсе будут, но полагают, что лично им самое плохое предложили. И ну сюда носиться и клянчить: «Тамарочка, хочу розовое! В зеленом я плохо смотрюсь! Дай длинные серьги и браслетиков побольше!»

Очень уж им победить хочется!

– Красивое платье хорошо, но ведь главное, кто его надел, – поддержала я беседу.