Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Оружие есть у тебя, братишка? — Попытался на пальцах объяснить Максим. Собеседник непонимающе показывал руками то-ли допотопный ручной насос, то-ли совсем что-то непристойное. — Да нет, оружие, говорю… Пиф-паф, та-та-та? Дубина, мать твою. Дубина, говорю, есть?
Человечек стал активно жестикулировать руками, всем видом показывая, что соседняя стоянка шумит и не дает выспаться уставшему дальнобойщику после целой бутыл… после целого тяжелого рейса на Пасадену. Языковой барьер — злая штука. Макс никак не мог взять в толк, почему он понимает собеседника, а тот… ну совсем без обратной связи. И тут в мозгу нарисовался четкий и красивый план. «Как четко и красиво выхватить пистолетную пулю на глазах у друзей и любимой девушки» — Климов злобно отогнал пораженческие мысли.
— Короче, братишка, смотри — я тебе яшик пива, ты мне фуфайку и бандану. Понял? Андестен? Ферштейн?
На удивление, собеседник сразу с полуслова понял суть торга, без уговоров сдернул с себя майку и бандану, показал рукой на бутылку самогона с этикеткой и на свои штаны и выжидательно уставился на Максима. Тот махнул рукой, сбросил футболку, натянул вонючую фуфайку, напялил бандану…
— Ну вот, был флотский офицер, стал… офицер в фуфайке и бандане. Нахрен! — Макс распечатал бутылку, крепко приложился к горлышку для храбрости, обильно полил свою новую майку, не забыв плеснуть на голову и шею. Завидев такой ужасно расточительный ритуал, маленький полуголый человечек едва не потерял рассудок, выставив руки вперед и умоляюще глядя в глаза Климову.
— Нахрен. Погнали, мать вашу налево… — Он старательно раскачивающейся походкой вывалился из-за грузовичка. — Буэнос диас, сеньоры и сеньориты. Не подскажите ли, кто хозяин этого корабля?
От неожиданности незнакомец вздрогнул, сбросил ноги со стола и вопросительно уставился на вихляющегося Максима.
— Буэнос диас, сеньор. Не подскажите ли бы вы, могли бы, если хотели… — «двадцать пять метров».
— О! Пьяный русский! Очень интересный, очень. Я теперь хозяин этот корабль. Что надо, русский?
— Я очень извиняюсь… Очень-очень… Может вы купите что-нибудь у… Желаете может… — «рекламщик из тебя, Климов, как из дерьма пуля. Двадцать метров».
— Так, стоп! Стоп, русский, я сказать! Ближе идти не надо!
— Мне очень нужна помощь, сеньор… Герр… Пожалуйста, битте, войди в положение… — «пятнадцать метров».
— Русский стоп! Я что сказать! — Незнакомец вскочил из-за стола и направил в лицо Максиму пистолет.
Климов почувствовал страх. Леденящий, сковывающий душу страх смерти. С такого расстояния он разглядел выход насечки на срезе ствола. Пот застилал глаза, хотелось их закрыть, вытереть… или хотя бы прикрыться бутылкой.
— Я подумал, тебе, сеньор герр, нужен… Какой-нибудь рабочий… Я могу… Много чего могу… — «десять мать его метров».
— Ты пьяный свин понимаешь смерть! Я сейчас стрелять твоя смерть, русский! — Тощий отступил на шаг.
— Если ты… сеньор герр… Хочешь — стреляй! Но я хорошо могу… Много чего… — «Не-не-не, только не отходи. Шесть метров». Климов уже от всей души размахивал полупустой бутылкой перед собой, будто надеясь отбить ей вольфрамовую пулю.
— О! Как ты вонять, русский! Иди! Иди назад, я сказать! Я стрелять! — Незнакомец поднял пистолет прямо в лоб Максиму.
«Господи, только не картечь! Господи, только не картечь!». Бутылка со звонким щелчком задела донышком дуло пистолета. Перенеся вес на правую ногу и зажмурившись, Макс выбросил вперед правый кулак, надеясь хоть раз удачно провести сверхдальний хук справа. Краем глаза он заметил сорвавшихся с места Алексея и Киру, девушка заметно опережала Леху. «Кира, нет!» — захотел крикнуть Климов, и ровно в тот момент, когда его кулак коснулся лица незнакомца, раздался выстрел. Правую руку пронзила адская боль, левую что-то обожгло. Запнувшись за лежащее тело незнакомца, Макс с грохотом упал навзничь.
— Хороший удар, Максыч! Кто ставил, на флоте? — Это Леха. Значит, еще жив. — Открываешься сильно на выходе, на ответку налетишь когда-нибудь.
Максим лежал на спине и смотрел ввысь. Как же хорошо, когда есть небо, солнце, звезды, друзья, Кира… Как же хочется жить… Как не хочется умирать…
— Макс, хватит лежать. Дай, осмотрю… — Это Кира. Она берет за руку, и сердце понемногу успокаивается, перестает бешено гнать кровь по горячему телу… — Чего разлегся, боксер? Вставай, мизинец выбит у тебя. Ты хоть знаешь, кого нокаутировал?
Правую руку пронзил удар молнии — Кира безжалостно вправила умирающему самураю вывихнутый палец. Больно, со знанием дела вправила. Макс уселся прямо на стартовое поле. В голове все еще полыхал туман войны.
— Он выстрелил? Не попал?
— Попал. Бутылку он твою убил. Повезло, что вольфрамом стрелял, не картечью. Левую дай посмотрю… ага, кровь, посекло осколками. Лика, неси аптечку. И клейкую ленту, Вульфа связать, он пыхтит уже. И сообщи патрулю про фрегаты.
— Кира… Леха… Лика… Как же я рад снова вас всех видеть!
— Кира, он че, правда, бухой? — Алексей недоверчиво присел на корточки рядом с Климовым и принюхался. — Климов, ты опять без меня что-ли нарезался?
— Отвали, Леха. Выпил я грамм сто для храбрости. Нам с тобой бутылку нес. Помоги встать… Кто это?
— Вульф Райнер. — Ответила за Алексея Кира.
— Его же замочили у Гуантахо. Военные. Я сводку читал…
— Не домочили, как видишь…
— Максим, как же я рада тебя видеть!!! — Анжелика кинулась Максу на шею и разрыдалась. Кира стояла рядом и смотрела на них… каким-то другим, особенным взглядом.
— Какой вы идиот! Вы все идиот! Минут с минут будет мой фрегат! Вам не лететь с Нокалиф! Вы думать, сдать меня полицай? Закон, идиот! Нельзя судить человек, когда он мертвый — это закон Нокалиф!
Бабич присел рядом и слегка двинул Райнеру в поддых. Тот поперхнулся и стал жадно хватать ртом воздух. Бабич привычными движениями перевязал ему руки и ноги клейкой лентой:
— Слышь, Максыч, я когда тебя галсирующим увидел, сразу знаешь че подумал? Что ты опять набрался в порту. Думаю, точно, с горя дерябнул лишка, вы же с Киркой никак разобраться не можете. Ну, думаю, опять за пивом ушел… А да, ты же за пивом пошел. Пива-то принес? —