Уезжая, они купили несколько оберегов и — Аддона удивило, как серьезно отнесся к приобретению Каббад, бережно заворачивая его в мягкую шерстяную ткань, — фигурку Эрби высотой в ладонь. Правда, она была прелестна. Кайнен не знал, как называется солнечный, полупрозрачный, шелковистый на ощупь камень, из которого она была высечена, но ему внезапно захотелось такую же. Да и старики были счастливы оттого, что кто-то заинтересовался их нехитрым товаром.

Неожиданно для самого себя Аддон выбрал не статуэтку, а крохотный амулет на шею, изображавший супружескую пару — Эрби и ее неведомого супруга. Если приглядеться внимательно, то можно было увидеть, что лица богов вырезаны в мельчайших подробностях, сами фигуры пропорциональны, и вообще — вещица оказалась гораздо более ценной, чем он думал вначале.

/Либине подарю. Можно продеть шнурок вот сюда, и получится очень красивое украшение… О боги! Когда же я привыкну?/

— Никогда, — ответил Каббад глухим голосом, но поглощенный собственным горем Кайнен не придал этому значения. Скорее всего сам не заметил, как заговорил вслух. В последнее время с ним это случалось.

Желая уйти от печальной темы, Кайнен с преувеличенным вниманием принялся разглядывать обретенный предмет.

— О! — изрек он наконец, поднимая указательный палец. — А супруг-то Эрби наверняка приходится тебе каким-нибудь дальним родственником. Нос твой, взгляд — тоже.

— Как ты это умудрился разглядеть? — усмехнулся прорицатель.

— Меня глаза еще не подводят, — важно молвил Аддон.

Странно, что жрецы Эрби, просившие сущие пустяки за выставленные на продажу предметы и откровенно радовавшиеся каждому лишнему медяку, отдали вещицу даром. И даже слышать ничего не захотели о деньгах.

Аддон положил несколько монет на блюдо для пожертвований. Они выглядели на нем так сиротливо, что Кайнен снова испытал острый приступ жалости к обитателям храма.

Покинув Ирруан, они двинулись в сторону гор. Сперва ехали по оживленной дороге, затем свернули налево, проехали вдоль изрядно обмелевшего Тергера и перешли его вброд у Белых камней, где в обычные — не такие засушливые годы — можно было с успехом утопить целую армию.

Здесь же Каббад велел остановиться, запастись водой и отдохнуть перед завтрашним днем.

Странным образом, командовал именно он, и Аддон безропотно подчинялся кроткому прорицателю. Кайнен вообще странно себя чувствовал, впервые за многие годы сняв шлем и доспехи со знаками отличия. Сейчас он был не главой клана Кай-ненов, не командиром крепости, не хранителем Южного рубежа, а всего лишь воином, странствующим в компании жреца.

На нем были добротные, но ничем не примечательные доспехи. Его плащ был прочен, но не красив, а шлем, сделанный еще кузнецом Ансеном, — сидел как влитой, но ни плюмажа, ни металлического гребня, ни причудливых украшений на нем не было. Словом, никто не мог узнать в этом воине Аддона Кайнена — одного из самых известных воителей Рамора.

Наступила ночь. Было по-прежнему жарко, хотя накануне прошли наконец спасительные дожди и земля немного ожила. Застрекотали ночные насекомые, и зашелестели невидимые в темноте мелкие животные.

Странники развели небольшой костер на берегу Тергера, но сами старались держаться подальше от огня. Лиц их почти не было видно, и только изредка причудливые тени карабкались по людям, уродуя их и нарушая естественные пропорции.

— О чем молчишь? — спросил Каббад.

— Думаю…

— Не секрет?

— Вовсе нет. Думаю о несправедливости. О трех одиноких стариках в заброшенном храме и о том, что я тоже, наверное, старею. Понимаешь, ритофо двадцать тому назад я участвовал в сражении при Паднату; может, слышал — был такой городок на берегу Тергера? Выше по течению.

Прорицатель помотал головой. Нет, не слышал.

— Ну теперь уже и не услышишь — стерли мы его с лица земли в первом же бою. Командовал нами некий Рия. Молодой еще человек, но голова у него блестела, как надраенный парадный щит, ни одного волоска. И не то чтобы он был такой жестокий, и городишко сопротивлялся совсем недолго, мы и рассвирепеть как следует не успели… Только вот в живых там никого не осталось. И храм. Я даже не помню сейчас, что это был за храм, но в нем вот точно так же никого не было. Стоял он на самой окраине, и служили там старики жрецы. Двое. По-моему.

Каббад молчал, и молчание у него, по обыкновению, получалось сочувственным, что располагало к дальнейшему откровению.

— Какие-то они были всеми покинутые и несчастные, мне бы остановиться хоть на мгновение, подумать. Но один из них цеплялся за дилорн; ах, Каббад, он ведь даже поднять его толком не мог, и руки тряслись от слабости, но я не остановился… И совесть меня не мучила до вчерашнего дня. А теперь вот сижу маюсь и никак не могу вспомнить, кому же был посвящен этот храм.

/Зарево пожара. Тела, тела, тела… В неестественных позах, в самых неожиданных местах — нанизанные на копья, пронзенные стрелами, обгоревшие, разбившиеся, свисающие безвольно со стен. Среди мертвых — женщины, старики. Дети?! Разграбленный город, свалка бездомных вещей, у которых больше нет хозяев. Глиняная игрушка — ярко раскрашенная рыбка с глуповато-веселой мордочкой валяется у закопченной стены. Чья-то рука в бурых и засохших потеках крови подбирает ее…

Да что же это за наваждение?!/

— Грезятся мне все время сожженные города, — сказал Аддон внезапно. — А я даже боюсь тебя спрашивать, к чему это. Уже рассказал про сны. А ты истолковал. Мне бы тебя внимательно послушать, а я, дурак, все к смерти готовился, письма прощальные писал. Нет чтобы о жене подумать…

Лучше давай поговорим о чем-нибудь другом.

— Давай, — согласился прорицатель.

— Иногда мне кажется… — начал Аддон.

— Последнее время тебе все чаще что-то кажется, — невозмутимо заметил Каббад, устраиваясь поудобнее на своем плаще.

— Возможно, — еще невозмутимее согласился Кайнен. — Так вот, мне кажется, что ты не только, в отличие от Баадера, веришь в существование Глагирия, но и, в отличие от меня, знаешь, где он живет.

Ответа он так и не дождался.

Прорицатель уже крепко спал, выводя носом сложные рулады.

Или делал вид, что крепко спал.

В горах было прохладнее, и кони бодрее цокали копытами по тропе, выбитой в камнях в незапамятные времена.

— Мы как-то странно едем.

— Не сворачивай с тропинки.

— Здесь развилка.

— Нам — прямо.

— Вчера ты заснул, так и не ответив мне: ты знаешь, куда мы едем?

— Лучше следи за дорогой. Очень узенькая тропинка, и камни так и норовят осыпаться. Видимо, недавно был обвал.

— Когда я заговаривал с тобой об Эрвоссе Глагирии, ты даже виду не подавал, что тебе известно о нем нечто большее, чем просто легенды или слухи.