— Здесь нужно повернуть налево и вверх, вон до того обломка скалы.

— Не заговаривай мне зубы, я жду объяснений.

— Мы не в крепости, Кайнен. Здесь я твой спутник и друг, а не подчиненный. И ты услышишь только то, что я сочту нужным тебе рассказать. И только тогда, когда сочту нужным. Теперь сворачивай направо. И придержи коня. Тут очень сложный и опасный участок.

/Время пришло, и Он знает об этом. Остальные суетятся, им не до прошлых распрей, оттого так легко дышать и двигаться. Забытые ощущения, прекрасные ощущения. А может, у них просто не хватает сил? Страх губит, а на их месте я бы сейчас очень боялся. Кто знает, как поведет себя Мститель? Они не застигнут его врасплох — он предупрежден, а значит, вооружен. Предыдущий опыт весьма печален, но это очень полезный опыт. Понимают ли они, что в мире все переменилось?

Их потрясла гибель Нулагана-Кровососа, но ведь ничего не слышно и о Падальщике. А это только начало…/

— Все рушится, — глухо сказал Аддон. — Все не так. Либина умерла, Руф погиб, Уна уехала. Я не верю Килиану, хотя и не имею права осуждать его. И все же не могу представить, что на самом деле произошло тогда между моими мальчиками, что один из них не вернулся домой.

— Между твоим мальчиком и тем, кого ты назвал Руфом, — жестко сказал Каббад. Аддон вздрогнул.

— Кстати, теперь уже можно спросить, почему ты выбрал для него это имя?

— Отец всегда говорил, что хотел бы назвать меня Руфом, но мать настояла на имени Аддон. Мечтал сделать ему приятное и назвать Руфом своего сына, но Либина умолила дать мальчику имя Килиан. Такая вот хорошая семейная традиция не называть сыновей… А когда мы увидели Его, то — ты помнишь — я взгляда не мог отвести: так хорош, так силен, так красив. Имя напрашивалось само собой.

— Теперь понятно. — В голосе Каббада послышалась улыбка.

Он помолчал, затем заговорил тихо и серьезно, и Аддон удивился тому, что прорицатель едет впереди него, а слова так отчетливо слышны в замершем воздухе.

— Я веду себя непривычно, иначе, и тебе это неприятно, друг Кайнен. Я меняюсь слишком внезапно, и ты подспудно боишься, что я изменюсь настолько, что ты потеряешь и меня. А я последний из твоих родных и близких.

Поверь, Аддон, мне искренне жаль — но ты прав. Со смертью Либины и Руфа изменились мы все. Никогда больше не будет прежнего Килиана, и неважно, виновен он в смерти того, кого считал братом, или не виновен. Не вернется к нам влюбленная, веселая девочка Уна: в скором времени мы будем низко кланяться великой царице Газарры, и у этой царицы будут холодные глаза и опустошенная душа. Не останется и хорошо знакомого и любимого мною Аддона Кайнена — счастливого мужа и отца, который хотел, чтобы весь мир вокруг него был таким же радостным и светлым, как его жизнь. Не отыщется места и прорицателю Каббаду — самому плохому прорицателю, что всегда жалел жертвенных ягнят и не слишком верил в милосердие богов, которым служил. Это очень печально, но мы не в силах изменить грядущее.

Никто не в силах. Поэтому чаще всего стараются переделать собственное прошлое…

Позже Кайнен никак не мог понять, ехали они тогда или остановились, день это был или ночь, жара или холод, — да и неважно все это. То, что он услышал от Каббада, перевернуло его сознание. Ему было бы гораздо проще считать, что старый прорицатель разыгрывает его, либо окончательно обезумел, либо…

Если бы он услышал все от кого-нибудь другого, то не поверил бы. От кого угодно, только не от Каббада — человека, не верившего в богов.

Точнее — не доверявшего богам.

Аддон знал, что все сказанное Каббадом — правда, от первого и до последнего слова.

Это было страшно, неимоверно страшно — жить в мире, где возможна такая правда, но вместе с иссушающим душу страхом Кайнен почувствовал внезапное облегчение.

— Ты никогда не задумывался о том, отчего наши легенды так отрывочны, запутанны, сложны и противоречивы? Отчего рассказы жрецов Ягмы зачастую не совпадают с историями, которые ты можешь услышать от служителей Суфадонексы? Тебя не поразило, что в центре Ирруана стоит заброшенный храм богини плодородия — богини, которой не служат, будто бы это негласно кем-то запрещено?

Все дело в том, что Эрби не только дарует урожаи, она еще учит милосердию. А ты не замечал, что именно милосердия маловато в наши дни?

По порядку? Хорошо, я попытаюсь…

Когда-то Рамор был велик и простирался далеко за хребет Чегушхе. И на другом берегу моря Лулан тоже лежали земли Рамора, где правили многочисленные боги.

Это были коварные и жестокие существа. Ведь нынешние легенды скрывают от людей правду об их происхождении и о том, как они жили и как распоряжались миром, который так верил им.

Говорят, что некогда сюда обратил свой благосклонный взор всемогущий Югран, повелевающий всеми пространствами, сколько их ни есть. И сверкающие в ночном небе звезды — это вовсе не глаза небес, а солнца, которые Югран зажег над теми мирами, что некогда создал. Ты не слышал о нем и не слышал о других мирах? Ты не одинок, Аддон. Наши боги не любят упоминать о том, кто во сто крат сильнее и мудрее их, а потому не слишком жалуют тех, кто помнит…

Итак, Югран обратил свой взор в эту часть бесконечного пространства и, играя, забавы ради, создал нашу обитель. Он зажег над ней благодатное солнце и населил мир малыми богами. Вот как началась эта история.

Первыми в мир Рамора вступили бог света Луранудак и податель жизни Лафемос, появившийся на свет из дыхания Юграна уже мудрым старцем. Лафемос взял в жены вылепленную Юграном прекрасную Лоэмаль — плоть земную, и от их союза родились многочисленные сыновья и дочери: огненный Ажданиока, хозяин вод Улькабал, бог земли Тетареоф, прелестная Эрби, грозный Суфадонекса и мрачный Ягма. —

. Но были и другие, несправедливо забытые, преданные своими возлюбленными, те, о которых нынче не поют песен и не слагают преданий. Был Ратам — мудрец и философ, давший первым людям знания;

Липерна — врачевавшая всех и не ведавшая вражды ни к кому; юная Аоло, знавшая все о любви и ненависти, и Аддонай — прекрасный, как утренняя заря, музыкант, прорицатель и воин. Это он сочинил первую песню, что прозвучала под нашим небом.

Твое имя, Аддон, переводится с Забытого Языка как «маленький Аддонай», что означало прежде посвящение этому богу.

И еще был Каббадай — бог справедливости и боли…

Мир между богами существовал лишь до тех пор, пока Ягма, Суфадонекса и Каббадай не возжелали взять в жены благодатную Эрби. Она давно уже любила Каббадая, и они заключили брак, который освятил своим благословением Лафемос.

Разгневанный Ягма удалился в подземное царство, где вступил в союз с демоницей, родившей ему в положенный срок свирепую богиню Стифаль, которую так почитают нынче в Ардале. Богиня убийц, мстителей, палачей, покровительница предателей, хозяйка зла — она согласилась помочь своему отцу захватить трон верховного владыки.