– М-м-м… – скромно потупилась Пегги. – Мы обручены с полудня.

– Обручены – лучше, чем женаты, – со знанием дела сказала Ванда. – Ты еще можешь сказать «нет», и как бы ни обернулось дело… кольцо останется у тебя.

«Платинум» сегодня был переполнен. Слух, что пожалует голливудская звезда, создал в зале высокое напряжение. Приосанились и мужчины в смокингах, и женщины в декольте. Много парочек танцевали, оркестр играл «Кариоку».

– Спички, сигары, сигареты…

Сидевшая в одиночестве дама средних лет сделала знак Хэдли, купила сигариллы и оставила четвертак на чай.

– И что это они делают головами? – спросила она, показывая на пары, которые в танце соприкасались лбами.

– Телепатия? – смеясь предположила Хэдли.

– О! Их мысли угадать нетрудно…

Ее сигарилла выпустила грустное облачко дыма. Хэдли, ощутив внезапную симпатию, подарила ей гардению.

– Это верно, что Ретт Батлер будет с нами сегодня вечером?

– Ходят такие слухи, – ответила Хэдли с таинственным видом.

– Отлично. Вот мы и узнаем наконец, носил ли он в «Унесенных ветром» вставную челюсть.

Через час начали подавать ужин. Поднос Хэдли почти опустел, но ремень больно натер ключицу. Она ушла в лобби, чтобы перевесить поднос на другое плечо и пополнить запасы товара.

За стойкой гардероба для клиентов Нелл пересчитывала корешки билетов. Нелл была бессменной гардеробщицей «Платинума».

– Какой-то тип порвал мне юбку, – пожаловалась она, приподняв подол.

– Ты ему, надеюсь, очень понравилась? – вмешалась выбежавшая из зала Ванда.

– Он меня даже не заметил. Ничего, симпатичный, но вид такой… как бы это сказать… будто оставил свою голову на соседнем стуле.

– Хо-хо-хо, – предостерегла их Ванда, которой был виден коридор. – Навстречу Харпо, Граучо и Чико идет Мумия!

Все молча засуетились, Нелл извернулась, чтобы скрыть порванный подол.

Мистер Тореска удостоил их взглядом, от которого всем немедленно захотелось убежать и поискать укрытие понадежнее, после чего скрылся за одной из дверей.

– Не спускает с нас глаз, – прошептала Ванда. – На самом деле он никуда не шел.

– Только что-то очень торопился.

– Ладно, пошли, за работу.

Хэдли обходила золотой квадрат, где стояли самые дорогие столики. Вдруг она замерла на месте.

Галстук-бабочка был сегодня не красный, а серый и повязан криво. Незнакомец смотрел в стакан, вертя его в пальцах. В остальном это был всё тот же влюбленный мужчина. Влюбленный, одинокий и поэтому несчастный.

Хэдли взяла с подноса гардению и с улыбкой протянула ему. Он заморгал, как будто она бросила ему в глаза горсть песка.

– Приколоть ее к вашему лацкану? – любезно спросила она.

Он был совсем молодой, лет двадцать – двадцать один, не больше, и выглядел так, будто плыл в лодке, а весла потерял. Пробормотав что-то невнятное, он взял цветок, потеребил в руках, не зная, что с ним делать, и наконец положил на сложенную белоснежную салфетку перед тарелкой с нетронутыми закусками. После этого он машинально порылся в карманах и, достав банкноту, разгладил ее на столе.

Сигарет-гёрл редко доводилось видеть банкноту в двести долларов, даже в «Платинуме».

– Извините, – пролепетала Хэдли. – У меня нет сдачи, мне придется…

– Оставьте себе.

На его лице промелькнула улыбка, словно проворный зверек, строптивый и немного усталый.

Гардения стоила доллар. Чаевые в сто девяносто девять долларов? Что это значит? Хэдли встретила мягкий взгляд карих глаз.

– Оставьте себе, – повторил молодой человек, – и выходите замуж.

Он достал из внутреннего кармана пиджака серебряный портсигар. Она поднесла ему спички.

– Я сейчас.

В зале вдруг стало шумно. Все головы повернулись к входу, где образовалась толпа. Сдерживаемое возбуждение наэлектризовало гостей, танцующих, обслугу; даже оркестр сфальшивил. Под руку с красивой сияющей женщиной, в сопровождении друзей вошел мистер Гейбл, в безупречно сидящем фраке, улыбаясь весело и сердечно и как будто не замечая, что стал эпицентром всеобщего смятения.

Пегги протиснулась к Хэдли недалеко от эпицентра.

– Черт побери… Я, пожалуй, всё-таки порву с Джеком…

Она заметила двести долларов в руке Хэдли.

– Но на всём свете не найти мужчины столь привлекательного, как этот клочок бумаги. Куда ты с ним собралась?

– К Колли.

Колли, кассир, разменял деньги с равнодушным видом, как будто это было в порядке вещей.

– Надеюсь, чаевые будут жирные, – только и сказал он.

– Вы удивитесь! – ответила Хэдли, уходя.

Мистера Гейбла с друзьями усадили подальше от любопытных глаз, и оркестр грянул Puttin’ on the Ritz.

– Вот, – заявила Хэдли незнакомцу. – Ваши сто девяносто девять долларов.

– Я же сказал, оставьте себе.

– Спасибо. Но нет, спасибо.

Она повернулась, чтобы уйти.

Его пальцы крепко обхватили ее запястье. Он уставился на нее в упор. И взгляд его больше не был отсутствующим. Как будто он нашел одно из потерянных весел и знал теперь, куда плыть.

– Мисс, – сказал он тихо, – идеальная женщина вполне может быть похожа на вас.

– Что ж, удачи. Я штучный товар.

Он всего лишь смотрел на нее, но Хэдли казалось, что ее раздевают. Его лицо на глазах преобразилось, разгладилось, озарилось, словно он нашел решение какой-то таинственной задачи. Она чувствовала, что это связано с ней, но… каким образом?

Он взглянул на часы.

– О… Вы ошибаетесь. Речь не обо мне, то есть это не то, что вы подумали. Мисс… Хотите заработать эти двести долларов в обмен на одну услугу?

– Мама учила меня остерегаться нью-йоркских волков, – отпарировала она назидательно и дерзко.

Он привстал, словно вдруг заторопившись.

– Послушайте, прелестная Красная Шапочка, я правда думаю, что вы можете мне помочь. Позвольте, я вам объясню.

Отчеканив решительное «нет», Хэдли отошла от столика.

– Сигары, спички…

– Ты, конечно, знаешь, кто этот сумрачный красавец? – шепнула ей на ухо Ванда двадцать секунд спустя. Сделав вид, будто поправляет ремни подноса, она незаметно покосилась на упомянутого красавца.

– Кларк Гейбл?

– Тц-тц. Не строй из себя Скарлетт. Я про парня, которого ты сейчас отшила. Он здесь завсегдатай.

Хэдли равнодушно поджала губы: понятия не имею.