— Он американец? — спрашивает Екатерина.

— Да. Берите, — он протягивает ей стакан все с той же светло-коричневой жидкостью, — давайте за Майкла! — Он выпивает залпом.

Екатерина лишь слегка пригубливает свой стакан.

— Я жил в Нью-Йорке почти полтора года, изучал финансы в Барухе[20], — сообщает Ситников, — и практически не вылезал из библиотеки. А Майкл работал там в справочном зале. Это вроде нашего читального. Классный парень был!

— Был?

— Был. Уже нет. Умер в декабре прошлого года. — Он задумался и потом сказал: — Ну почему они все умирают?

— От чего он умер?

— Точно не знаю, но подозреваю, что от СПИДа. Он был гей. Да нет, со мной все в порядке в этом смысле, — ответил он, заметив ее взгляд.

Екатерина покраснела.

— Он постоянно мучался от болей в спине и сидел на сильных болеутоляющих уже тогда. А это было… — он задумался, — почти четыре года назад. Удивительный человек был, совсем непохожий на американца в расхожем о них представлении. Начитанный, ироничный и очень деликатный. Никогда не забуду и часто вспоминаю один эпизод. К ним в читальный зал чуть ли не каждый день ходила некая странная личность — в Нью-Йорке их тьма, — бродяжка не бродяжка, неопределенного возраста, в самой что ни на есть зачуханной одежде и босиком. И никто не гнал ее, вот что удивительно! И не выказывал неудовольствия, не пожимал плечами за ее спиной, крутя пальцем у виска. Сидела, листала журналы, что-то бормотала. Ну, я однажды и высказался при Майкле в том смысле, что, мол, нечего ей тут делать по причине того, что она с большим приветом. На что Майкл мне ответил, что права у нее такие же, как и у остальных, так как они живут, слава Богу, в свободной стране. И добавил, что, может быть, библиотека — единственное доступное ей интеллектуальное удовольствие. И все это так мягко, без малейшего упрека или назидания. «Смотри, Саша, — сказал он мне, — видишь, она счастлива здесь!» А я вспомнил чеховского «Черного монаха» и попытался передать его на своем убогом английском. О душевнобольном человеке, который стал несчастен, когда излечился от своего безумия. Майкл страшно заинтересовался и записал название повести.

Высказавшись, Ситников надолго замолкает. Екатерина тоже молчит. Что ж тут скажешь!

— Давайте еще по одной! — предлагает он наконец.

— Давайте, — соглашается Екатерина.

Он опять залпом выпивает свою порцию, а она лишь пригубливает.

— Александр Павлович, — решившись, начинает Екатерина, — я хочу попросить вас о чем-то!

Он вопросительно смотрит на нее. И она выкладывает ему все о Володе Галкине, о том, какой он несчастный, больной и что ему нужно помочь. Увлекшись, она не заметила неприятного выражения, появившегося на лице Ситникова, и вздрогнула, когда он заорал:

— Ваш Галкин — ничтожество! Я пальцем не шевельну, чтоб ему помочь! Помогайте сами, вы ведь богатая женщина! А ваш Галкин никогда не отказывался принимать деньги у дам! Так что с этим проблем не будет. Вперед! Но без меня!

Он еще что-то там орал, но пришедшая в себя Екатерина рванулась к двери, повторяя: «Скотина, какая скотина!»

Ситников поймал ее за локоть уже у самой двери.

Когда Екатерина добралась домой, было уже около двенадцати. К сожалению, Ситников не водит машину, а то, может быть, отвез бы ее. А так пришлось брать такси. Но может, это и к лучшему, так как с нее хватит Александра Павловича, во всяком случае, на сегодня! До чего же все-таки неприятный тип!

Она отперла входную дверь, переступила порог, и теплое, наполненное особой, «пустой», тишиной нутро дома приняло ее. Не зажигая света в прихожей, Екатерина вошла в комнату. Тусклый уличный фонарь освещал пространство гостиной неверным, покачивающимся светом. Купер, лежавший на диванной подушке, потягиваясь, поднялся навстречу хозяйке. В темноте он казался совсем черным и громадным, почти как средних размеров пантера.

— Ты дома, бродяжка! — обрадовалась Екатерина.

— Мр-р-р, — ответил умный кот. «Неизвестно еще, кто бродяжка!»

— Ты прав! — согласилась Екатерина. — Кушать хочешь?

Услышав знакомое слово, Купер спрыгнул на пол и помчался в кухню.

Накормив кота, Екатерина включила было горелку, чтобы поставить чайник, но застыла, задумавшись, с чайником в вытянутой руке. Мысли ее были сумбурны и довольно бессвязны. «Господи, как я устала! Что же теперь делать? Надо позвонить Галке… как она там? Бедный Володя! Погибает же… А Ситников каков! Сначала ни в какую! Но потом, кажется, проникся… Лишь бы Володя не отказался от лечения. Он же ненавидит Ситникова. Они оба друг друга ненавидят. А ведь дружили когда-то… Делить им уже нечего. Бедная Алина! Все они какие-то несчастные… Галке позвонить… завтра, прямо с утра… не забыть… что там у нее… спать… спать…»

Через час Екатерина поняла, что не уснет. Слишком устала. Слишком возбуждена… И мысли всякие… И чувство, будто вот-вот что-то произойдет, что кольцо сжимается, как говорилось в каком-то романе… Хотя что может произойти? Единственный опасный предмет в руках Екатерины — это фотография, но о ней никто, кроме Галки, не знает. Смысла в этой фотографии немного, пока им неизвестно, зачем Елена ее прятала, кому показывала и кого пыталась уличить… или шантажировать… А чувство тревоги просто от усталости… А тут еще этот дурацкий фонарь скрипит, так и кажется, будто кто-то ходит. А Бодюки! Бедный Толик! Мадам Бодючка просто злодейка какая-то! На все способна… И отравить запросто и… а почему бы и нет? Вот именно — запросто! Естественна в своей аморальности, как животное… Бедная Алина! Хотя тоже ягода была! Но с открытым забралом хотя бы… Ну, хватит!

Она поднялась, включила крошечный ночник в виде подмигивающего гнома, присела на корточки перед тумбочкой, открыла ее и принялась перебирать кассеты. Вот она! Самое сильное лекарство от бессонницы! Она вставила кассету в магнитофон и вернулась в постель. Улеглась поудобнее, закрыла глаза.

Бурные звуки, от которых перехватывает дыхание, обрушиваются на нее. В памяти всплывает эпизод из виденного недавно американского фильма о Бетховене «Immortal beloved» — «Бессмертная возлюбленная».

Глубокая летняя ночь. Мальчик бежит через луг к реке. Сбрасывает с себя одежду. Обнаженный входит в теплую речную воду, глубже, глубже, плывет, затем переворачивается на спину. Застывает, лежа на спине, разбросав руки и ноги. Над ним — черный купол неба, усеянный мириадами звезд. Звезды отражаются в черной речной воде. Этот мальчик — Екатерина! Под ней теплые и упругие речные струи… Она накрыта алмазным колпаком небес…

Останавливается время, исчезает самоосознание своей человеческой сути, смещается пространство и… О чудо слияния! Она уже — часть Вселенной, крохотный камешек, малое солнце, летящее через звездные миры, дивясь их множеству и многообразию, испытывая трепет и восторг перед замыслом Создателя.