– Надо поговорить, – шепчет он.

– Я вас слушаю. – Зелен с трудом сдерживает раздражение.

– Завтра, когда начнете объезжать поставщиков, обязательно возьмите с собой одного, а еще лучше двух наших сотрудников.

– Ваши специалисты все, что могли, уже напортили. Какой от них прок?

– Не в этом дело. Америка – капиталистическая страна. Спокойнее, когда рядом наши. Свидетели могут понадобиться, вы меня понимаете?

Моисей Семенович понимает, но категорически отказывается:

– Мне нужен только переводчик.

– Консультант-переводчик в восемь утра будет ждать вас в машине у дверей отеля. Хотите выпить?

Зелен отказывается.

– Американские союзники прикомандировали к нам двух молодых офицеров, – шепотом продолжает Лукашев. – Хочу предупредить: уверен, оба из ЦРУ. Будьте предельно осторожны. Ни одного лишнего слова. Особенно с этим Слободски, который завтра работает с вами.

– Как, вы сказали, его фамилия?

– Слободски. Он сын эмигранта, из заводчиков Слободских. Они изменили фамилию на американский лад, а в душе остались белогвардейской сволочью.

– Я учту ваш совет, – отвечает Зелен и, не прощаясь, идет к выходу из бара.

Екатеринбург. 2000 год. Март

После телефонного разговора с Москвой Марина старалась одна по улицам не бродить. Из института она выходила в окружении подруг, если те предлагали совместную прогулку или поход в кино, не задумываясь, соглашалась. Петра и Александра из больницы выписали. Александр позвонил ей сразу. Летчик благодарил за книгу и пригласил в гости: «У меня к тебе есть дело, связанное с твоим дядей. Дело не спешное. Я теперь работаю на земле, как выберешь время, звони и приезжай». И он продиктовал ей номер своего телефона. Марина пожелала летчику набираться здоровья и скоро о нем забыла.

Великан-механик тоже проявился. «Если опять кто привяжется, обращайся. Мы, друзья Кости, тебя в обиду не дадим», – пробасил он в трубку. Марина искренне поблагодарила, покровительство богатыря девушке льстило. Но она не слишком ясно представляла, как в случае опасности им воспользоваться.

Прошла неделя. Постепенно внутреннее напряжение начало спадать. Марина уже, выходя из подъезда, не оглядывалась, стала чаще улыбаться и даже сегодня согласилась на свидание с Вадиком, своим старым поклонником, с которым почти полгода не встречалась. Размолвка у них произошла по пустячному поводу. Настолько пустячному, что сама Марина этого повода уже не помнила. Когда Вадик объявился, она обрадовалась. Вадька и не слишком ей нравился, но все же с ним не так тоскливо, как одной.

Они договорились, что он будет ее ждать у института в два тридцать. Марина освободилась от лекций в два, но вышла на улицу без двадцати три, на свидания к Вадику она всегда намеренно опаздывала. Сегунцова среди подруг не считалась врединой. Да и сама она за собой особой стервозности не замечала. А вот злить и мучить Вадика девушке почему-то нравилось.

Молодой человек с безнадежно терпеливым выражением лица расхаживал вдоль институтской лестницы, придерживая в руках три гвоздички. Эти гвоздички выглядели так же жалобно, как и он сам.

– Извини, Вадька, профессор задержал, – важно соврала студентка и, приняв цветы, позволила взять себя под руку.

– Куда пойдем? – Молодой человек с восторгом рассматривал свою подругу. Его симпатия к ней за время размолвки явно укрепилась.

– А ты куда приглашаешь? – поинтересовалась Марина.

– Можно на Башню… – растерялся застенчивый кавалер. – Или пойдем музыку послушаем…

– К тебе, что ли?

– У меня пять новых дисков.

– И братик с бабушкой. Ты что, малолетка?

– Ты о чем?

– О том самом. Мальчишке уже двадцать три, а он все ждет, что ему сопли вытрут. Ты когда-нибудь вырастешь?

– Не знаю…

В душе Марины уже в который раз всплыло раздражение этим стеснительным тихоней:

– Ты никогда ничего не знаешь! Скажи мне, кто из нас парень, а кто девчонка?! Почему я должна всегда все за тебя решать?

Вадик часто моргал глазами и растерянно смотрел на Марину:

– Я – как ты…

– Что как я? Хочешь, чтобы я под тебя сама легла, сама с тебя брюки стянула и все остальное сама сделала?

– Ну зачем ты так?!

– Пошел к черту! – грубо бросила Марина, швырнула гвоздики в его обиженную физиономию и решительно двинула прочь. Вадик сделал несколько шагов вслед, остановился и понуро побрел в другую сторону.

Марина не могла себе объяснить, почему нахамила, зато до конца поняла: их размолвка не была случайной. Вадька бесил ее своим безволием, робостью, нерешительностью. Она уже выросла и, хоть сама этого до конца не осознавала, от парня, с которым встречалась, ждала совсем другого.

Но все же ей стало жаль неудачливого поклонника. В автобусе Марина даже пустила слезу. Но грусть оказалась не глубокой. Еще за остановку от дома она ощутила удивительную легкость и улыбнулась. Так хорошо стало ей оттого, что не надо ходить на длинные скучные свидания, где кавалер, невзначай, прижмет ей руку и, словно воробей клювом, попытается чмокнуть в губы. Не надо искать тем для умных разговоров и изображать интерес к группе «Ногу свело». От всего этого она свободна. Сво-бод-на!

Жизнь прекрасна. Она еще встретит своего парня. Ей только двадцать, она не уродина и у нее все впереди.

Войдя к себе во двор, Марина остановилась как вкопанная: невдалеке от ее подъезда сверкал лаком огромный черный лимузин. Трудно было понять, как он заехал в их подворотню. Таких чудовищ девушка еще не видела. Длиннющий, с затемненными стеклами, похожий на катафалк, в котором везли гроб с Костей на кладбище, только еще длиннее. Марине стало страшно. Она ощутила ужас еще до того, как со скамейки встали два парня и направились в ее сторону. У одного из них что-то ярко сверкнуло в ухе. Серьга, догадалась девушка и бросилась бежать. Они были еще далеко и спокойно шли по дорожке. Но Марина не сомневалась: эти двое – по ее душу.

Она добежала до крыльца, нырнула в подъезд. Лифта на первом этаже, как назло, не застала и помчалась вверх по лестнице. Ждала, когда внизу хлопнет входная дверь и загремят тяжелые башмаки. Оглянуться не решилась. Когда до ее этажа оставался всего один пролет лестницы, Марина увидела: на ступеньках перед дверью их квартиры сидит третий. Он был широкоплечий, спортивный, сильный. Такого не оттолкнешь!

Москва. Дом на Набережной.

2000 год. Март

Михаил Алексеевич Зелен, если не считать общегражданских процедур вроде обмена паспорта, с теперешними правоохранительными органами не сталкивался. А вот в карательной системе сталинского режима, занимаясь историческими изысканиями, прекрасно разобрался. Ученый не раз сравнивал органы НКВД с католической инквизицией. Там тоже могли по любому доносу обвинить человека в ереси и спалить на костре. Трудно доказать, что ты не ведьма или не друг-приятель сатаны, если тебе не желают верить. Так же трудно было в застенках НКВД доказать, что ты не шпион империализма. Под пытками сознаешься и не в таких злодеяниях. Хотя Зелен и понимал, что все это в прошлом, тем не менее испытывал некоторое напряжение, отправляясь в свой районный отдел милиции. Ученого принял заместитель начальника, майор лет тридцати. Фамилия у майора была украинская, Штеменко, а лицом он походил на цыгана. Зелен рассказал ему о слежке, описал лжемастера интернетной сети, упомянул о сомнительном предложении по поводу архива отца и попросил защиты.