class="p1">Она полна решимости докопаться до глубинных причин измены, до того, что в нашем браке пошло не так, чтобы дать измене возможность развиваться. Но я считаю, что, пока муж не признает, насколько разрушительной оказался его поступок, мы обречены. Я ожидаю от него раскаяния, но вместо этого он злится. Он ожидает, что я захочу разобраться в причинах его действий, в то время как я даже не могу признать, что под поверхностью нашей жизни существует целый подземный мир, о котором я и не подозревала. Каждую неделю на терапии он перечисляет все, что сбивало нас с курса на протяжении многих лет, пока я сижу в оцепенении, задаваясь вопросом, в каком танке раньше жила, и ощущаю, как все дальше и дальше ускользает от меня реальность. Значит, теперь мое будущее не будет таким, каким я его представляла, и даже прошлое жестоко отредактировано и переписано? Значит, все, что у меня сейчас есть, — это настоящее, наполненное горечью, гневом и ненавистью.

* * *

Однажды утром Джорджия просыпается в моей кровати — она спит там с тех пор, как съехал Майкл, — и спрашивает:

— Шесть недель — это долго?

Я начинаю пространный, бессвязный ответ о том, что все зависит от контекста, как долго она уже ждет и как сильно хочет дождаться. Она бросает на меня растерянный взгляд, давая понять, что мой абстрактный ответ совсем не по теме, и пробует снова.

— Папы нет уже шесть недель. Достаточно ли этого времени, чтобы ты с ним помирилась?

— Ох, Джорджия, — говорю на выдохе. — Я думала, что будет достаточно, но это не так. Не знаю, сколько еще времени мне понадобится.

— Но ты же раньше говорила про три недели, сколько же еще нужно? — спрашивает она, в панике повышая голос. — Сколько времени тебе нужно?

— Мне очень жаль. Я хотела бы сделать так, чтобы все закончилось, но не могу. Не знаю, сколько времени потребуется, но мы с папой оба очень любим тебя и сделаем все возможное, чтобы тебе было легче.

— Легче стало бы, если бы папа вернулся домой, — произносит она, всхлипывая, стоит мне ее обнять. Молча, про себя, я соглашаюсь с ней. Это, конечно, было бы легче. В тысячный раз с момента расставания мне захотелось моргнуть — и чтобы все стало по-другому.

* * *

В мае исполняется три месяца с момента расставания, и нет конца и края моим сомнениям о нашем браке. Я по-прежнему занимаюсь с психотерапевтом раз в неделю, она помогает мне смириться с тем, что ясного пути в такой ситуации не существует. Именно с этой мыслью я пишу Майклу с просьбой найти себе жилье в аренду на год, объяснив, что давление срока его возвращения домой становится для меня невыносимым. Наш общий психотерапевт еще в самом начале сказала, что чем дольше пары живут раздельно, тем меньше шансов на их воссоединение, но сейчас мне нет до этого никакого дела. Друзья требуют новостей, желая знать, чем наша история, по моему мнению, закончится. Я заявляю в ответ, что шансы пятьдесят на пятьдесят: в некоторые дни ощущаю полную уверенность, что между нами все кончено, а в другие — не в силах представить себе будущее без мужа. Я все еще не могу заставить себя посмотреть на него, но и расстаться с совместными перспективами тоже кажется невыносимым. Большую часть взрослой жизни мы были единым целым. Я и представить не могла наш потенциальный разрыв, и мысль об этом просто убила бы меня. Мне уже приходится позволять общему прошлому принимать новые формы и цвета, но вычеркнуть будущее?!

Однажды на терапии для пар я молча бушую, пока Майкл объясняет, почему не может полностью вычеркнуть ту другую женщину из своей жизни.

— Она неплохой человек, Лора, — говорит он, когда мои глаза чуть не вываливаются из орбит от удивления.

— Майкл, я хочу предостеречь тебя от ее защиты, — предупреждает терапевт.

Я осознаю, что психолог впервые смотрит на ситуацию с моей точки зрения, а не пытается заставить меня признать, что брак гибнет по моей вине.

— Я так больше не могу, — заявляю резко. — Каждую неделю я прихожу сюда за надеждой, а вместо нее получаю порку. Домой всегда ухожу еще более разбитой. Потом набираюсь смелости и возвращаюсь — только чтобы крохи самоуважения, которые у меня еще остались, были истерты в пыль. Майкл, ты предан этой женщине, а не мне, и мне больно от этого. Признайся в том, какой вред ты нанес. Если не можешь это сделать, тогда нам больше не о чем говорить.

И он, и терапевт молчат.

На этой же неделе я нахожу нового семейного терапевта, который, как мне кажется, будет защищать нас обоих, а не только мужа, и прошу Майкла перейти к ней. Она спокойная и наш первый сеанс начинает с упражнения на глубокое дыхание. Это помогает. Разговаривая друг с другом, мы делаем это уравновешенно. Если увиливаем от обсуждаемой темы и переходим на обвинения или ехидные замечания, она мягко возвращает нас обратно. Психолог составляет список предстоящих событий, способа справиться с которыми мы не знаем, и предлагает распланировать их: выпускной бал Дейзи, вручение аттестатов, наше лето в пригороде. Она, словно волшебница, накладывает на нас чары, чтобы помочь разговаривать уважительно и доброжелательно. Однажды она просит меня посмотреть прямо на Майкла, когда с ним разговариваю, поскольку до этого я обращалась к нему, глядя на терапевта или в окно, — я уже несколько месяцев не смотрю ему в глаза. Обещаю попробовать и, глубоко вдохнув, оборачиваюсь к мужу. Он кажется мне совершенно чужим: больше нет той глубокой связи, что существовала между нами столько лет. Тысячи слов, которые мы когда-то могли сказать друг другу одним только взглядом, умолкли. Я лелеяла надежду, что после прямого взгляда нас словно магнитом притянет друг к другу. Но вместо этого оказалась ошарашена тем, что совсем не узнаю его.

— Он отнял у меня все, — кричу. — Я больше не знаю его и не узнаю себя: я потеряла душевное спокойствие и легкость, с которой раньше шагала по миру. Раньше я ловила себя в разные моменты дня на мысли, что счастлива, что люблю свою жизнь. Теперь же охвачена страхом, что всегда буду грустить и злиться, и чудовищность этих эмоций пожирает меня заживо. Я хочу вернуть свою прежнюю жизнь, — говорю и, закрыв лицо руками, позволяю дрожи охватить мое тело.

— Лора, посмотри на меня, — просит терапевт после нескольких минут, пока я даю волю своему горю. — Мне нужно, чтобы ты посмотрела на