Впрочем, иногда она разговаривала со мной. Шон держал ее под башмаком – хищник и его жертва. Он подкармливал все ее страхи – о ее внешности, возрасте, уме, – а потом говорил, мол, для него она всегда будет красивая, юная и любимая. Для него, заметьте, не для остальных. Он намекал (как я поняла – я же, блин, не телепатка), что никто больше не станет ее терпеть, что он один заботится о ней, ничего не требуя взамен. Он, такой молодой и симпатичный, мог бы заполучить кого угодно, но выбрал ее – более того, она ему нужна. Джейми это льстило как черт знает что, она принадлежала ему с потрохами. Ни единого дурного слова о нем слышать не желала.

Недели превращались в месяцы, и вскоре снова пришло время Гластонбери. Шона не радовала идея отпустить Джейми на «фестиваль этих драных хиппи» и остаться одному. Нет, он не хотел ехать с нами – он желал ее стреножить, навязать свою волю. Сам он никогда не ходил на ее концерты. Заглянул один раз и, по-моему, смутился – чувство юмора у него нулевое. Для него, как и для многих «нормальных» людей, Гластонбери – это трехдневная оргия, наркотики, нудизм, секс и разврат. Шон не хотел выпускать свою женщину из виду и на пять минут – не то что на целых три или четыре дня. Он требовал, чтобы она осталась, не бросала его. Чего он только ни делал – дулся, молчал, плакал (я слышала из коридора, как он рыдал – слабак), на несколько дней исчезал. Но в кои-то веки Джейми была неприступна. Это ее маленькая радость, ее побег от реальности, если угодно. Там она общалась с другими артистами, с друзьями по шоу-бизнесу, и ей это нравилось. Джейми пыталась урезонить Шона, говорила, что это всего несколько дней, что он с друзьями пропадает дольше. Чем больше она настаивала, тем больше он был против. А я – за: она должна поехать, мы поедем. На фестивале Джейми всегда принимали на ура, и нам сразу предлагали кучу контрактов – а это важно.

И вот однажды вечером разразилась буря. Было около восьми, и они поднялись к Джейми – «поговорить». Разговор перетек в ругань и оглушительные вопли. Брань сыпалась ужасная. Я как на иголках ждала, что вот-вот в дверь забарабанит наш злобный сосед или заявятся копы. Потом хлопнула дверь, и я выглянула в коридор – Шон как раз грохотал вниз по лестнице, из глаз летели молнии.

Крошка Мушка сидела на третьей ступеньке снизу. Услышав топот Шоновых ботинок, она запаниковала и замерла. Я бросилась к ней, но тут Шон пнул кошку под ребра, и та врезалась в дверь. Отскочила от дерева, как тряпичная кукла, и помчалась прочь, вопя от боли.

Какая жестокость! Обезумев от ярости, я кинулась на Шона. Миг – и он уже сдавил мне горло, прижав к стене, а напротив моего лица – его бледная, искаженная звериной яростью морда… Я ощущала его мускусное дыхание, видела стиснутые безупречные белые зубы, его физиономия надвигалась. Будто зверь, будто животное. Он вонял потом и дешевым дезодорантом.

И тут со мной случилось нечто странное и очень постыдное. Я осознала, что от Шона разит не только невероятной жестокостью – жестокость я видела и прежде, – но и острейшим возбуждением. Не знаю, как я это поняла, – он только сжимал мою шею, – но я поняла. От него словно исходили химические пары, и у меня перехватило дыхание. И, господи боже, мое тело ответило ему.

Будто на секунду разум полностью отделился от тела. Шону противилось сознание, но не тело – соски набухли, руки-ноги задрожали и запылали. Мне хотелось вырваться и одновременно – поцеловать его распухшие идеальные губы.

Он понял:

– О, нет, детка, нет – это не для тебя, не для таких, как ты, – выдохнул Шон мне в лицо.

Затем он меня отшвырнул. Я сползла на пол, а он пнул дверь и с грохотом умчался на своей раздолбанной синей тачке.

Я слышала, как Джейми плачет, но не могла пошевелиться. Я грязна, осквернена. Как я могла почувствовать такое к мужчине, которого презираю? Конечно, он красив, У него фантастическое тело, но, господи, я же его ненавижу. Я была отвратительна самой себе, я запуталась. Может быть, в душе он мне нравится? Как там говорится – от любви до ненависти один шаг и наоборот тоже? Это неправда, я рациональная, умная женщина, а не нимфоманка, одержимая животными инстинктами.

Вот на кого он похож. На животное. Бледные волчьи глаза, жесткие черты лица, мощный горячий запах плоти и мускусно-приторное дыхание. И я ответила ему как самка, жалкая сучка.

Пока все это вертелось у меня в голове, кто-то яростно забарабанил в дверь. Устало взяв себя в руки, я открыла. Я знала, это наш сосед Гэри.

– Ну все. Последний раз, блядь, предупреждаю. Еще, блядь, раз, и я вызову конов. Я не позволю… – Тут он умолк. Наверное, разглядел мое лицо. – Господи, с тобой все нормально? Этот урод тебя ударил? Ну и видок у тебя… Позвать Рину? Слушь, я не хотел тебя обидеть, просто разозлился. Давай Рину позову…

– Нет-нет, ничего страшного. Прости, Гэри. Господи, меня тоже все это достало. Извини, я…

– Да ничего, детка, забудь… А если этот урод к тебе снова полезет – вызывай копов. У тебя есть права, как у всех. И у других девушек тоже. А этот парень просто мудак, точно тебе говорю.

Я истерично захихикала:

– Да уж, полностью согласна. Мне очень стыдно, прости меня. Я постараюсь… не знаю как, но я с этим разберусь.

Захлопнув дверь, я подумала: черт, где Мушка? Побежала на кухню, но нашла только мокрые следы на ее газетке, точно цветы. Взлетела наверх и попросила Джейми мне помочь, не обращая внимания на ее слезы и извинения за Шона. Одно дело причинять боль людям, другое – животным. В этот раз он зашел слишком далеко. Я лихорадочно обыскала дом и окрестности, нарочно сосредоточившись, только бы не думать о том, что произошло между мной и Шоном. Даже заглянула на старую свалку, побродила среди травы и кусков металла. Мне было не по себе – последний раз я думала про свалку, когда тут шатался Шон. Я почти ожидала найти мертвую Мушку среди мусора – здесь все будто пропахло Шоном: где-то побывав, он заражал место своей мерзостью. Меня преследовала грязь, слизь, пакостность того, что случилось между мной и им – я не желала, чтобы существовало какое-то «между». Пусть лучше он исчезнет, подохнет, съебется. Я не желала даже выдумать, что эта кошмарная животная притягательность способна вторгнуться в мою размеренную жизнь.

Когда Джейми похлопала меня по плечу, у меня чуть сердце не остановилось – мне хотелось поскорее выбраться из этого душного крысятника и вдохнуть свежего воздуха. Мне все время казалось, будто Шон наблюдает за нами – как тогда наблюдал за домом. Сама знаю, что невозможно, и тем не менее – Шон впечатался в мой разум, словно пятно или тень.

Мы искали весь вечер и за полночь. Даже Моджо помогал нам, когда пришел домой, – носился в сумерках в своем черном пальто, как манерная летучая мышь.

Мушку мы не нашли, и она так и не вернулась. Я скучала по этой маленькой паршивке. Я понимаю, в сравнении с остальным это мелочь, но он пнул бедное животное, как футбольный мяч, и от этой чистой бездумной жестокости меня передергивает до сих пор.