– Сны, дядя Леша, сексуальные затрахали. Вот уже месяц одно и то же.

– Что, красивая баба снится?

– Очень, дядя Леша. Мой участковый такой красивый, и жопа у него такая, что мокрый просыпаюсь.

– То-то я смотрю, тебе гревы ломовые заходят, – подхватил шутку корпусной. – Прямо царские гревы.

– Греет – значит, любит. Дождаться обещал. Жаль только, что свидание на централе через стекло. Хотя, если хозяин увидит его жопу, может, и разрешит встречаться в своем кабинете. Как думаешь, дядь Леша?

– Хватит прикалываться, Туман. А то хозобслуга уже на измене.

Перед тем как закрыть кормушку, дядя Леша незаметно опустил аккуратно запеленатый в целлофан квадратик бумаги – ксиву. Ксива была из соседней хаты. Там сидел Вася Гуцул. Путевый, стремящийся бродяга. Он смотрел за положением на централе, но уходил на этап на двадцать пятую зону. В ксиве сообщалось, что вместо себя Вася оставляет смотрящим Тумана. Что дело это реальное и вопрос согласован на самом верху, как говорили, решая кадровые вопросы, коммунисты. Это означало только то, что кандидатура Игоря Тумановского обсуждалась с самим Дедом. Дед был старейший и авторитетнейший вор в законе. Все это было очень почетно, но, как указывали те же коммунисты, ко многому обязывало. С этого момента жизнь Игоря Тумановского круто изменилась. Гревы со всего централа стекались неисповедимыми ночными дорогами в «подвал», камеру № 73. А оттуда – в карцер, на «вышаки», на больничку, на «малолетку», к бабам. В общем, туда, где в гревах этих в данный момент наиболее нуждались. Почему, всегда попадая в плен к коммунистам (то есть в тюрьму), Тумановский старался жить по понятиям? Потому что, если эти понятия не извращать, они мало чем отличались от норм христианской нравственности и морали (не обижай слабых, помогай нуждающимся, поделись с ближним, не сотвори кумира и т. д. и т. п.).

О воровском движении и о понятиях правды написано и сказано мало. Но ведь и о православии при советской власти либо старались не говорить, либо изображали попов жирными, пьяными, сластолюбцами, тем самым извращая и дух, и букву православия. Туман верил, что когда-нибудь и жить по понятиям будет не зазорно, а почетно.

Впервые в своей жизни Андрей встретил девушку практически без комплексов. Она ошеломила Андрея. И это не было циническое бесстыдство местечковой шлюхи. Это было скорее девичье подростковое любопытство и той же пробы непосредственность. Женой прокурора она была пять лет. Замуж вышла по воле родителей. С мужем вела себя сдержанно и где-то даже чопорно. Мужу до Андрея не изменяла.

– Почему, Лера? – скрывая мужское самодовольство, спросил Андрей.

– Пожалела тебя, – тут же все просчитав, опустила его на землю Лера.

Она стояла у плиты совсем голая и варила кофе. Она могла вести себя так, что даже нагая и босая казалась одетой с головы до ног. Стыдливо кутаясь в одно-единственное обручальное кольцо, она невинно улыбнулась, обнажая ямочки на щеках, и сказала:

– Понимаешь, Андрей, когда в театре ты уткнулся в меня головой, что-то словно щелкнуло внутри. Как будто включился бешеный ускоритель чувств. Все закружилось, завертелось. И я вдруг отчетливо поняла, что до тебя не жила, а так, брела куда-то и зачем-то. А с твоим появлением все изменилось, наполнилось, окрасилось. Мозгами понимая, что эта дорога приведет нас к погибели, я сердцем знаю, что другая мне не нужна.

Она поставила на стол турку с горячим кофе и бросилась в постель, как спасатель с причала.

Проливая кровь в те времена, когда первичное накопление капитала стало не мечтой, а образом жизни, Василий Павлович Бишеков быстро сообразил, что нужно делать на гражданке. И там, «за речкой», и тут, «за печкой», он не сидел сложа руки.

Там он резал духов, честно выполняя свой интернациональный долг. Здесь, ясно вдруг осознав, что его война не окончилась, вступил в тяжелый и подчас неравный бой за выживание. Все его попытки честно заработать кусок хлеба разбивались, с одной стороны, о суровые правила регулируемого (на самом деле дикого) рынка, а с другой стороны – о закон, тупой и несовершенный.

Побывав и кооператором, и челноком, и еще черт знает кем, Вася убедился, что так он не заработает. Как-то раз, отнимая у жирного каплуна его барсетку, Вася ширнул упертого коммерсанта ножом. Тот умер на месте, еще не долетев до земли. И, странное дело, вместо страха за отнятую чужую жизнь, вместо угрызений совести Вася почувствовал какую-то легкость, даже облегчение, а то, что в барсетке почти не было денег, нисколько не смутило его.

В Афгане в рукопашных боях он часто пользовался одним и тем же отработанным приемом. Нападая на противника с ножом, он перебрасывал его из руки в руку. И, не будучи левшой, бил левой. Почти всегда это было неожиданно и приводило к желаемому для Васи исходу.

Вторая барсетка была полным-полна денег, и в дальнейшем Вася уже не сомневался в правильности выбранного пути.

Подполковник Петр Петрович Зайцев был человеком жестким и несговорчивым. Если что-то заходило в его седую голову, то переубедить его было трудно. Накануне он был вызван к начальнику УВД, и там в присутствии других силовиков его подняли и полчаса терзали, склоняя по всем падежам. Дело в том, что в городе завелся серийный убийца-грабитель, который охотился только на крупных бизнесменов. Под окнами управления вольготно раскинулся базар, а прямо напротив работали менялы. Они честно и дороже, чем в обменках, обменивали любую валюту. Так вот, их бригадира по кличке Пушкин вчера убили, похитив при этом барсетку со всей дневной выручкой. Кроме того, Пушкин был приятелем самого Зайцева, поэтому раскрытие стало для него делом чести. Короче говоря, опера получили такой заряд бодрости, который, скорее всего, напоминал разряд бесплатной, то есть шаровой молнии, внезапно угодившей прямо в голову.

Итак, начальником отдела у Андрея Волкова был подполковник Зайцев. Если добавить к этому еще двух оперов по фамилиям Дятлов и Лисицын, то картина зверинца была почти полной. Завершал этот лесной список бурый медведь Жора по фамилии Намучерян. Он был, пожалуй, самой колоритной фигурой. Армянин, не знавший по-армянски ни слова. Мент, закончивший ветеринарный институт, борец, в юности не выигравший первенство двора, а сейчас, после сорока, ставший чемпионом мира среди ветеранов. Вида он был грозного, опер – уникальный, о его методах работы ходили легенды. Поговаривали, что он крышевал даже собственную тень. Как бы там ни было, коммерсанты тянулись к нему, как подсолнухи к солнцу, и он всегда положительно решал даже самые трудные вопросы. Андрей хорошо относился к Жоре, так как знал, что при явном цинизме тот был глубоко верующим человеком и очень бережно относился к матери. Сегодняшнее совещание отдела ничего хорошего всем присутствующим не сулило.

Окончательно стряхнув с себя остатки сна, Игорь Тумановский с радостью осознал, что и тюрьма, и словесная пикировка с корпусным дядей Лешей – это все кошмарный сон. Слава Богу, он на свободе, слава Богу, он жив и здоров, а призраки прошлого – это всего лишь сон. Игорь встал, быстро привел себя в порядок и, глянув на часы, набрал телефон Нины Борисовны Толмачевой, бывшей одноклассницы, в которую он был в свое время безответно влюблен. Теперь она стала доктором наук, профессором и преподавала в Фармакадемии. Они не виделись много лет. А недавно она позвонила и пригласила на встречу одноклассников. Будучи в школе старостой класса, Нина и сейчас занимала активную жизненную позицию. Бегала, все организовывала, помогала старым учителям, собирала одноклассников на встречи и т. д. В отличие от самого Игоря и многих других ребят и девчонок, Нина почти не изменилась. Осталась такой же красивой и загадочной. Она всегда была загадочной для Игоря.