— Я считала, ты бросил играть в азартные игры, Пол.

— Разве мы правильно идем? Мы спускаемся вниз, к бухте.

— Все правильно.

— Ты ведь не собираешься просто сбросить тело со скал, а, Антониетта? Я имею в виду, grazie, но мы должны проинформировать власти. Я мог бы убить и тебя тоже. Мы должны предоставить им тело, ну, нам следует предоставить им тело, но если его обнаружат в море или совсем не обнаружат…

— Он не мертв, — процедила она сквозь зубы. — Заткнись и сосредоточься. Мы должны доставить его наружу.

— Ты неразумна, Антониетта, — но, вопреки своим словам, Пол продолжил помогать ей тянуть тело вниз сквозь лабиринт коридоров, пока не почувствовал запах моря.

Это был тяжелый труд, но им втроем — Антониетте, Полу и борзой — удалось вытащить Байрона на свежий воздух. Дождь лил, не преставая, настоящей стеной, так что они мгновенно промокли. Ветер хлестал по ним.

— Найди мне земли, Пол, плодородной земли, не песчаного дерна. Я хочу плодородной земли.

Пол проворчал и встряхнул головой, но сделал так, как желала его кузина, снял рубашку и насыпал в нее земли с клумбы, которую садовник разбил прямо над бухтой. Он был прекрасно осведомлен, что Антониетта обладала удивительными способностями, такими как способность к исцелению, но даже ей не под силу было вернуть назад умершего. Пол упал рядом с ней на колени и стал смотреть, как она закрывала раны, спереди и сзади, плодородной землей.

— Если тебе и удастся воскресить его, он просто снова умрет от гангрены.

— Это не смешно, — Антониетта хотела убедиться, что голос к ней вернулся. — Мы снаружи, рядом с бухтой. Я закрыла его раны землей, но он не отвечает.

— Позови его. Он услышит тебя.

Антониетта не колебалась, хотя все внутри нее тряслось и ей хотелось кричать и кричать. Хотелось позволить ветру унести ужас и страх, сжимающие ее, словно в тисках, далеко в море, подальше от нее. Ей никогда больше не хотелось чувствовать себя такой испуганной, опустошенной и мертвой. Она наклонилась ниже, защищая его лицо от дождя.

— Байрон. Байрон, открой свои глаза, — ее рука дрожала, когда она в небольшой ласке прошлась по его волосам. — Не бросай меня, особенно теперь, когда я нашла тебя. Приди в себя, прежде чем я начну рыдать и умолять, как дурочка. Я действительно боюсь и нуждаюсь в тебе.

Байрон слышал множество голосов. Сначала он не мог разделить их. Одни напевали на древнем языке. Антониетта властно звала его назад к себе. Кто-то выкрикивал его имя. Он распознал голос своей сестры Элеонор. Он звучал почти рядом с ним, но, тем не менее, он знал, что она очень далеко. Распознал мужской голос, говоривший спокойно, но вместе с тем властно. Жак. Байрон не сомневался, что у него галлюцинации. Он много лет не разговаривал с Жаком телепатически.

— Вероятно, я действительно умер, — пробормотал он вслух, чтобы опробовать свой голос.

— Нет, это не так! Я отказываюсь позволять тебе это, — решительно возразила Антониетта. Облегчение было таким огромным, что она почувствовала себя плохо.

Боль разлилась по нему и, прежде чем он полностью начал отдавать себе отчет, через нее, отчего она задохнулась и вцепилась в него.

— Тебе срочно нужен врач. Ты потерял невероятно много крови, Байрон. Ты выглядел мертвым, я даже не смогла нащупать пульс.

— Нет, я не нуждаюсь во враче, но я был бы не прочь задушить твоего кузена. Кого он пытался убить — меня, тебя или нас обоих? — черные глаза Байрона нашли Пола, преклонившего колени рядом с Антониеттой. Пол был страшно бледен. Потом отрицательно замахал головой. Байрон заметил и Кельта, чье замершее тело было полностью готово к нападению, как только в этом возникнет необходимость. Пес пристально следил за каждым движением Пола. Темные глаза Байрона остановились на бледном лице Антониетты. У нее под глазами залегли темные круги, и вся она была в крови. Ему потребовалась минута, чтобы понять — это была не только его кровь.

— Антониетта, ты ранена, — Байрон сделал попытку подняться, несмотря на накатившую слабость. Мир опасно закружился, и кровь хлынула из раны. Его пальцы нашли рану на ее плече и задержались там.

Странно, но от его прикосновения боль в ее плече уменьшилась. Она уложила его назад.

— Это ничего, лежи неподвижно. Твой друг Жак сказал мне, что твоя семья близко. Он сказал, что они придут за тобой.

— Я и понятия не имел, что поблизости находится кто-то из моих людей. Отправляйся в дом. Держи Кельта все время рядом с собой. Я приду так скоро, как только смогу. Иди же, Антониетта, или простудишься. Твое плечо требует внимания.

— Я не оставлю тебя одного.

Байрон взмахнул рукой, останавливая все разговоры. Он не мог позволить, чтобы его сосредоточенность что-нибудь нарушило, особенно когда все его резервы были почти пусты. Дождь лил, не переставая. Бесконечно грохотали и разбивались волны. Пол сидел неподвижно, не в силах двинуться и заговорить. Над мужчиной стоял Кельт, его глаза настороженно горели. Байрон потянулся к Антониетте. Никто другой не имел значения. Ничто другое не имело значения. Даже его изувеченное и израненное тело. Он схватил ее и притянул вниз, к себе, ртом нашел ее рваную рану. У него не было энергии, чтобы покинуть свое собственное тело и войти в ее, но он не торопился, используя драгоценные минуты, чтобы исцелить ее плечо.

После чего, измученный, Байрон упал на спину, наблюдая, как кровь впитывается в землю. Он испытывал сильную боль, которая с каждым движением становилась все сильнее, но это его не слишком сильно заботило по сравнению с видом Антониетты, выходящей из-под его влияния, по сравнению с тем, как намного легче она двигалась, как исчезают морщинки боли с ее лица.

Пол подался вперед, немного порывисто, поскольку тело снова стало принадлежать ему. Он несколько раз моргнул, стараясь припомнить, чем же он занимался. Но увидел только полупрозрачное лицо Байрона, подставленное под струи дождя. Если следы крови и были у него на губах, то теперь они исчезли, смытые дождем.

— Я сожалею, что выстрелил в вас, Байрон. Пистолет сработал сам по себе.

— Не прыгни Байрон передо мной, ты бы застрелил меня, — сказала Антониетта, уставившись на кузена.

— Nonno теперь выставит меня вон, — заметил Пол.

— Это я выставлю тебя вон, — возразила Антониетта, в ярости на него. — Неужели он считает, что извинений будет достаточно?

Ее била дрожь, и она предпочитала думать, что это от гнева и возмущения, а не от страха.

Байрон взял ее руку и поднес ее к своим губам.

— Возможно, потом он обнаружит разницу. Пожалуйста, делай, как я говорю. Кто-то идет за мной.

Кельт замер, его голова тревожно приподнялась. Темные облака застили небо, затенив также дождь, который из серебристого стал черным. Струи белой воды дико вращались, небоскребом поднимаясь к затемненной луне. Хищная птица с крючковатым клювом и изогнутыми острыми, как бритва, когтями пролетела над головой и закружила над небольшой группой в бухте. Ветер усилился так, что стал завывать. Можно было услышать слабые, словно издалека, ответные крики животных.