Антониетта беспокойно дернулась, сознательно очаровывая. Когда он был с ней, рядом, она с трудом могла думать о ком-либо еще. О чем-либо еще. Она жаждала его, как наркоман наркотик.

— Одержимость, — прошептала она, — вот что ты. Колдун, наложивший на меня свои чары.

— А я думал, что все с точностью до наоборот, — прошептал он прямо ей в губы.

Но прежде чем она смогла ответить, его рот завладел ее, и слова канули в небытие. И не важно, что здесь не было света, цвета горели за ее закрытыми глазами и фейерверком взрывались у нее в душе. Под ногами содрогнулась земля, ей пришлось ухватиться за него. Она потеряла всякую способность дышать, поскольку он уже стал для нее самим воздухом. Антониетта вцепилась в него, неподготовленная к тому, каким мягким, податливым и нуждающимся становилось ее тело.

— Такого никогда не случалось ранее.

Байрон опять ее поцеловал. Вдумчиво. Жадно. Словно она была единственной женщиной в мире, и он должен был поцеловать ее. Нуждался в этом. А потом совершенно неожиданно он поднял голову. Его глаза полыхнули огненно-красным над ее головой, и на мгновение в кромешной тьме блеснули ослепительно-белые клыки.

— Кто-то идет в этом направлении, — сказал он. Угрозы в его голосе больше не слышалось, но она все равно уловила в нем намек на прирожденную жестокость. Зверь в нем ревел, требуя свободы, добиваясь превосходства. И хотя его спокойствие ни на минуту не дрогнуло, она почувствовала все это, словно в себе.

Она ощутила, как он выпустил на волю все свои чувства, делая глубокие вдохи, словно мог учуять запах врага.

— Никто не ходит сюда, Байрон, — шепотом промолвила она. — Здесь мы храним сокровища, произведения искусства и драгоценности. Комнаты созданы так, что в них поддерживается определенная температура, необходимая для сохранности вещей. Даже члены семьи не приходят сюда, предварительно не получив разрешение от nonno или меня.

Он прижался губами к ее уху.

— Кто-то находится в проходе, двигаясь молчаливо, но неуверенно. Сомневаюсь, что у них есть разрешение, — он видел, как луч света движется по направлению к ним. — Они почти возле нас. Я, конечно, могу спрятать нас от его глаз, но коридор слишком узок, чтобы он мог пройти, не врезавшись в тебя. Нам придется зайти в твою комнату с историей и закрыть дверь.

Байрон почувствовал, как в ответ на его слова она резко втянула в себя воздух. Ее пальцы невольно сжались в кулаки вокруг ткани его рубашки. Его рука легка поверх ее.

— Ты будешь в безопасности со мной. Я знаю, места мало, но я смогу выбраться, если что-то случится с механизмом.

В его голосе слышалась полнейшая уверенность. Антониетта не могла рассказать ему о мире удушающей темноты. О том, как она просыпалась, задыхаясь, с перекрытым горлом, о том, как отчаянно старалась сделать вдох. Ее сердце заколотилось с внушающей тревогу силой. Но она молчаливо кивнула, не доверяя своему голосу. Она ненавидела отупляющий страх, который неизбежно охватывал ее, когда она оказывалась в неизвестном месте.

Байрон втянул ее в маленькую комнату и потянул за дверь, пока та не захлопнулась, закрывая их внутри. Он привлек ее под защиту своего плеча. Закрывшись, дверь отрезала свет и спрятала тайны Скарлетти, как делала это на протяжении столетий. Байрон пробежал рукой по стене. Резьба была гладкой и точной, произведением искусства, своеобразным дневником каждого поколения. Он прошелся по изображению оборотней, сначала людей, потом в частичной трансформации, а затем в облике кошки. Ягуары. Печальный конец для расы. Кровь была настолько разбавлена, что вызывала сомнения, осталась ли хоть горстка людей со всеми способностями. Так много видов исчезло или почти исчезло с лица земли.

Пальцы Антониетты нашли его, пройдясь по тем же самым красивым фигурам.

— Если ты не ягуар, тогда что ты такое, Байрон? — инстинктивно она воспользовалась более личной формой общения. Где-то за стеной кто-то крался по коридору с тайным умыслом.

— Я сама земля. Мой народ существует с незапамятных времен в той или иной форме.

— Значит, ты можешь менять облик! Скажи, можешь, ведь так? — она была в диком восторге.

Его дыхание согрело ее лицо. Его губы дотронулись до ее скулы.

— Если я буду вынужден ответить «да», как это повлияет на твое решение о включении меня в генофонд Скарлетти? — он прислушался к крадущимся шагам, когда они прозвучали мимо их укрытия.

— Это не смешно, — но в ней так и бурлил смех. И радость. Что было правдой. Она не теряла рассудок, как всегда считала, когда животное поднимало в ней свою голову и ревело, требуя свободы. — Я слишком старая, чтобы даже загадывать о ребенке, — последнее Антониетта сказала, чтобы образумиться. Она была слишком стара, чтобы задумываться о постоянных отношениях, даже если мужчина так интригует ее и заставляет ее чувствовать себя прекрасной и молодой, наполненной счастьем. Это была безумная страсть, физическое влечение, увлечение, которое вскоре пройдет. Оно должно вскоре закончиться.

Его ладонь скользнула по ее длинным волосам, взвешивая рукой ее тяжелую косу.

— Ты не знаешь, что такое старость, Антониетта.

В его голосе слышалась изрядная доля веселья.

— Я бы хотел узнать, кто там ходит. Это мужчина, член твоей семьи. Обычно я могу прочесть мысли людей, но в данном случае кровь ягуаров мешает этому. Он воспринимается как Пол, но я не могу просканировать большую часть народа, живущего здесь, с той легкостью, с какой я это делаю с остальными. Если я усилю давление, он ощутит мое присутствие. Но я могу проследить за ним и узнать, куда он направляется.

Антониетта с силой прикусила костяшки пальцев, удерживая рвущийся наружу протест. Она сотни раз прогуливалась по лабиринту туннелей. Было бы глупо бояться оставаться одной. Она легко могла найти обратную дорогу в свою комнату из этой комнаты тайн. Именно Байрону грозила опасность заплутать в сложном лабиринте, пронизывающем все этажи палаццо Скарлетти.

— Просканировать? Ты читаешь мысли? Я думала, что это работает только со мной, что между нами некая телепатическая связь. Ты можешь прочесть любого?

— А ты нет? На заседаниях совета директоров, на которых заставляет тебя присутствовать твой дедушка, разве ты не слышишь, о чем думают остальные? — прежде чем она успела ответить, он похлопал ее по руке. — Я вернусь тотчас же.

Антониетта открыла было рот… она понятия не имела — запротестовать или согласиться, но он просто растворился. Только что его теплое и твердое тело было здесь, как вдруг его не стало. Он не двигался, чтобы открыть проход в стене. Она вытянула руки и тщательно исследовала все четыре стены. Он просто растворился. Молчаливо. Полностью.

Она закрыла руками рот и прислонилась, пораженная, спиной к стене с записями ее предков. Что ты такое? Она пробежала пальчиками по стене, «вчитываясь» в каждое слово, в каждый символ и в каждую картинку в надежде обнаружить другую форму, которую ее люди могли принимать. Но ничто не указывало на то, что они могли запросто исчезать. Она верила в смену ипостаси, но полностью исчезать… это совершенно другое дело. Почему способность Байрон растворяться нервировала ее, в то время как найденная комната с историей ее семьи принесла такое облегчение?