Пришлось выйти из машины и выполнить его просьбу.

— Я не понимаю, в чем дело? — Хотя, конечно, я прекрасно знала, из-за чего весь сыр-бор.

Славка молча сидел в салоне автомобиля. Вид у него был испуганный. То, что лежало в его нагрудном кармане, наверное, в данный момент прожигало до самых костей. Его жалкий вид меня рассмешил. Я не удержалась и хихикнула. Гаишник, проверявший номера движка и рамы, сердито взглянул на меня.

— Что-то вы больно веселы, дамочка.

— А у меня день сегодня счастливый и повода для огорчения нет.

— Ошибаетесь, гражданочка. Во-первых, документы не ваши. Во-вторых, у меня приказ доставить этот автомобиль в отделение милиции.

У Славки, похоже, зубы застучали.

— Это вы ошибаетесь, господин инспектор. Документы мои собственные, а приказ ваш устарел, потерял актуальность.

— Вот в отделении и разберемся. Садитесь в машину.

Он махнул коллеге, оставшемуся в «шестерке», стоящей на обочине, и сел за руль.

Испытывать его на меркантильность у меня не было желания. Мне больше хотелось посмотреть на его физиономию потом, после доставки «угонщицы» в отделение. Их тоже надо иногда учить.

— Что, Славик, вытряхивайся и чеши к своей Люське мосты наводить. Планы твои, как видишь, лопнули, не успев осуществиться. Кости никогда не ошибаются.

Маленький выбрался из салона. Теперь он уже не знал: бояться ему или радоваться.

— А ты, Тань, как же?

— Никак. Прокачусь в отделение, приму извинения, и все.

Он все еще обалдело смотрел на меня.

— Все, иди, Слав, все в порядке. Это маленькое недоразумение. Из-за него культпоход отменяется, только и всего. Пока.

Я села на пассажирское сиденье, и инспектор тронул автомобиль.

Маленький несколько мгновений смотрел нам вслед, а затем побрел на троллейбусную остановку.

Несколько дней я провела в праздном безделье, потеряв чувство времени. От нечего делать я до безобразия вылизала свою квартиру, ела, уподобляясь Гаргантюа, потом ругала себя за обжорство, спала, как пожарная лошадь. Я даже забыла, что такое гимнастика.

Этот обломовский образ жизни был нарушен телефонным звонком.

Взяв трубку, я услышала веселый голос моей подруги:

— Привет, Танюш. Ты там случайно не пала смертью храбрых? Или опять в подполье ушла?

— Пала жертвой обжорства. Ты как?

— Нормально. А вот твоя феноменальная память, похоже, пострадала.

— В смысле?

— А ты хоть помнишь, какое сегодня число?

— С утра, кажется, двадцать третье было. А что?

И меня осенило. Сегодня — Ленкин день рождения. Мне стало так стыдно, что я поспешно кинулась заглаживать свою вину.

— Я имею в виду, что еще не вечер, Лен. Я как раз к тебе собираюсь. Хотела сюрприз сделать.

— Знаю я твои сюрпризы. В три часа у меня. Место и время встречи изменить нельзя. Прикид соответствующий — будут мои коллеги. Машину в гараж. Лозунг «Трезвость — норма жизни» снят с повестки. Усекла?

— Понятно.

— Ну все, а то у меня торт подгорит. Пока. — И положила трубку.

Я взглянула на часы и завертелась как белка в колесе. На душ, макияж, приобретение подарка и дорогу у меня оставалось всего-навсего два часа.

Любая женщина подтвердит, что этого времени при сборах на вечеринку едва на макияж хватит. А я умудрилась опоздать всего на двадцать минут. А поскольку на торжестве присутствовали коллеги, а значит, преимущественно дамы, то факт моего опоздания не был замечен. И более того, я пришла не последней.

Ленка, одетая в короткое малиновое платье из панбархата, выглядела обворожительно и порхала как бабочка.

Мой букет роз занял достойное место в хрустальной вазе на столе, пока я снимала верхнюю одежду и подправляла макияж.

— Проходи, Танюш. — И, обращаясь к гостям, добавила: — Это моя подруга Таня Иванова, лучший детектив города Тарасова.

Я скромно возразила:

— Один из лучших.

— Вы похожи, как сестры, — произнес кто-то из гостей.

— Есть немножко, — засмеялась Ленка.

— Танечка, садитесь рядом с нами. Мы тут вам местечко бережем, — позвала меня Антонина Васильевна.

Михаил Кузьмич произнес тост за здоровье дочери, и гости принялись за еду.

Маруська, мирно спавшая до этого в кресле, сразу спрыгнула, потянулась и, зевнув, села, созерцая богатства на столе. Затем внушительно произнесла:

— Мяу.

Потом встала и пошла дефилировать между гостями, призывая присутствующих не забывать о ее существовании и не скупиться на колбаску. И мне показалось, что голос ее никак не соответствует ее ангельской внешности. Слишком уж скрипучий и требовательный. Но Ленка была другого мнения.

Когда иссякли тосты и время у гостей, мы остались вчетвером. Антонина Васильевна мыла на кухне посуду, куда мы ее с Еленой безустанно носили. Михаил Кузьмич включил телевизор и принялся расставлять по местам стулья.

— Таня, иди скорее сюда, — позвала меня Ленка из зала, когда я с очередной кипой тарелок нырнула на кухню. — Скорее! Смотри.

По местным «Новостям» передавали подробности дела Сабельфельда. Молоденькая дикторша с живыми карими глазами вдохновенно извещала телезрителей об умелых действиях сотрудников УВД и, в частности, моего друга Кирсанова, которые стремительно распутали сложное дело об убийстве предпринимателя, видного представителя тарасовского делового бомонда. Преступники, успевшие скрыться до ареста, объявлены в розыск.

На экране на несколько мгновений застыли изображения лиц Татьяны Александровны и Рината Тахировича.

Кирсанов давал интервью о задержании Арканова, улыбаясь и глядя прямо в объектив камеры. Ему, оказывается, объявили благодарность с занесением в личное дело.

— Ну, Киря, с тебя коньяк, — сказала я изображению на экране.