Немецкий комплект документов сразу после войны опубликовали. В советской печати их назвали фальшивкой. В нашей стране многие и по сей день не верят в их реальность — настолько невероятным кажется сговор с Гитлером. На самом деле еще в 1968 году, вспоминает бывший посол в ФРГ Валентин Михайлович Фалин, когда готовился сборник документов «Советский Союз в борьбе за мир накануне Второй мировой войны», министру иностранных дел

Андрею Андреевичу Громыко предложили опубликовать секретные приложения к договорам с Германией 1939 года.

Громыко ответил:

— Данный вопрос не в моей компетенции. Должен посоветоваться в политбюро.

Через неделю он сказал, что предложение признано «несвоевременным». Министр в своем кругу, разумеется, не стал говорить, что эти протоколы — «фальшивка»…

После подписания прямо в кабинете Молотова сервировали ужин. Сталин, генеральный секретарь ЦК партии большевиков, провозгласил неожиданный для немецкой делегации тост за Адольфа Гитлера:

— Я знаю, как сильно немецкий народ любит своего фюрера, и потому хотел бы выпить за его здоровье.

Сталин произнес и тост в честь рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера как гаранта порядка в Германии. Изучая отчет Риббентропа о визите в Москву, нацистские лидеры были потрясены: Гиммлер уничтожил немецких коммунистов, то есть тех, кто верил в Сталина, а тот пьет за здоровье их убийцы…

Риббентроп говорил потом, что за несколько часов, проведенных в Москве, он достиг такого согласия, о котором и помыслить не мог. Вернувшись в Берлин, Риббентроп рассказал, что русские были очень милы, он чувствовал себя в Москве как среди старых партийных товарищей. Даже немецкие дипломаты были поражены скоростью, с которой образовался российско-немецкий союз.

Сталин на переговорах с Риббентропом мог получить больше. Гитлер разрешил своему министру — в случае, если Сталин потребует добавки, — включить в сферу интересов СССР всю Юго-Восточную Европу и черноморские проливы. Это как раз то, о чем мечтал Сталин. Но он не знал, что мог получить все разом.

1 сентября 1939 года Гитлер напал на Польшу. Выполняя обязательства, данные Польше, Франция и Англия объявили войну Германии. Началась Вторая мировая. Советские газеты печатали только сводки немецкого командования.

Генеральный секретарь исполкома Коминтерна Георгий Димитров 5 сентября попросил Сталина о встрече, чтобы выяснить, какой должна быть позиция коммунистических партий в этой войне.

7 сентября поздно вечером Сталин его принял. В кабинете сидели еще Молотов и Жданов.

— Война идет между двумя группами капиталистических стран за передел мира, за господство над миром! — объяснил Сталин. — Мы не прочь, чтобы они подрались хорошенько и ослабили друг друга.

Польшу Сталин назвал фашистской:

— Уничтожение этого государства в нынешних условиях означало бы одним буржуазным фашистским государством меньше! Что, плохо было бы, если в результате разгрома Польши мы распространим социалистическую систему на новые территории и население?

Указание Сталина было оформлено в виде директивы секретариата исполкома Коминтерна всем компартиям: «Международный пролетариат не может ни в коем случае защищать фашистскую Польшу…» Коммунистам, которые хотели ехать в Польшу, чтобы, как и в Испании, сражаться против фашистов, запретили это делать.

9 сентября нарком Ворошилов и начальник генерального штаба маршал Борис Михайлович Шапошников подписали директиву, которая предписывала войскам Белорусского и Киевского особых военных округов в ночь с 12 на 13 сентября перейти в наступление и разгромить противостоящие силы польской армии. Но когда выяснилось, что Варшава еще держится, выступление Красной армии отложили. Поляки отчаянно защищали свою столицу. Варшавяне, мужчины и женщины, рыли окопы и строили баррикады. Москву упорство поляков раздражало.

А Гитлер торопил Сталина с вступлением в войну против Польши. Вермахту не нужна была военная поддержка Красной армии, он сам мог справиться с поляками. Ему политически важно было участие Советского Союза в войне.

До сентября 1939 года советское правительство никогда не ставило вопрос о возвращении западных областей Украины и Белоруссии. И в первые дни боевых действий Красной армии этот лозунг еще не возник. Он появился позже как удачное пропагандистское объяснение военной операции против Польши.

10 сентября Молотов пригласил посла Шуленбурга и сказал ему:

— Советское правительство было застигнуто врасплох неожиданно быстрыми германскими военными успехами. Красная армия рассчитывала, что у нее на подготовку есть несколько недель, которые сократились до нескольких дней.

Молотов откровенно предупредил посла — Москва намеревалась заявить, что Польша разваливается на куски и Советский Союз вынужден прийти на помощь украинцам и белорусам:

— Это даст Советскому Союзу благовидный предлог и возможность не выглядеть агрессором. Советское правительство, к сожалению, не видит другого предлога, поскольку до сих пор Советский Союз не беспокоился о национальных меньшинствах в Польше и должен так или иначе оправдать свое вмешательство в глазах заграницы.

17 сентября 1939 года советские войска без объявления войны вторглись на территорию Польши. В тот же день утром немецкие войска получили приказ остановиться на линии Сколе — Львов — Владимир-Волынский — Белосток. Перед частями Красной армии была поставлена задача разгромить вооруженные силы Польши и взять их в плен, захватить стратегически важные объекты и не допустить ухода польских солдат и офицеров на территорию Венгрии и Румынии.

Польшу советская пропаганда так долго изображала врагом, что страна в это поверила и считала не немцев, а поляков фашистами… Драматург Всеволод Вишневский просил немедленно отправить его на фронт. Прозаик Валентин Катаев свое неучастие в боевых действиях обозначил одним словом — «Невыносимо!».

За неделю до войны, выступая перед своими генералами, Гитлер говорил:

— С осени 1938 года у меня возникло решение идти вместе со Сталиным. В сущности есть только три великих государственных деятеля во всем мире — Сталин, я и Муссолини. Муссолини — слабейший. Сталин и я — единственные, кто видит будущее. Таким образом, через несколько недель я протяну Сталину руку на общей германо-русской границе и вместе с ним осуществлю раздел мира.

Пока что руки друг другу протянули генералы вермахта и Красной армии. В Гродно совместный парад вместе с немецкими генералами принимал будущий маршал и дважды Герой Советского Союза Василий Иванович Чуйков, тогда комкор.

В Бресте в честь «советско-германского братства по оружию»

22 сентября тоже был проведен совместный парад. Парад принимали танкисты — немецкий генерал Хайнц Гудериан и комбриг Семен Моисеевич Кривошеин.

Гудериан писал после войны в «Записках солдата»:

«Кривошеин владел французским языком, поэтому я смог легко с ним объясниться. Все вопросы были удовлетворительно для обеих сторон разрешены… Наше пребывание в Бресте закончилось парадом и церемонией с обменом флагами».