«Это он нервничает из-за того, что вчера не пошел с нами», – подумал Ваня, взял свою стопку и, не чокаясь, выпил. Сморщился и произнес слова, адресованные больше самому себе, чем присутствующим:

– Их будет больше, намного больше.

Эдик скривился, но все-таки встал с кровати и осмотрел себя. На нем были байковая клетчатая рубашка и вельветовые брюки. Так и отрубился вчера в одежде. Не пить восемь месяцев и все-таки надраться! Добрался.

Он поднял пустую бутылку. У облезшей ножки трельяжа валялась еще одна. Значит, в холодильнике есть водка. Эдик направился к кухне, но тут же упал. Сильная боль пронзила голову, в глазах потемнело. Так и до инсульта недалеко. Он медленно поднялся и, свернувшись в три погибели, доковылял до холодильника. Открыл дверцу и достал холодную бутылку водки. Сел на табуретку, трясущейся рукой открутил крышку. Сделал два глотка. Затем поставил бутылку на стол и обратил внимание на белый прямоугольник, лежавший у сковороды. Поднял картонку и повернул к себе лицевой стороной. Снимок, фотокарточка его сына. На фотографии мальчишке лет двенадцать.

Эдик смотрел на снимок и улыбался. Тогда ведь еще было все хорошо. Он пил и тогда, правда, не так много. Но, как говорится, болезнь прогрессирует. Да и беда-то не в этом. Беда пришла через три года. Эдик заразил этой болезнью сына. Тот стал приходить домой пьяный, набрасывался с кулаками на родителей. Дальше – хуже. Но потом произошло то, что в их случае можно было воспринять как избавление. Можно было… Но Эдик это воспринял как полный развал семьи. Он похоронил не только восемнадцатилетнего пьяницу и дебошира, но и этого милого мальчишку двенадцати лет, улыбающегося с фотографии.

Когда к нему прибежали и сказали, что его мальчика больше нет, Эдик сидел в слесарке слегка под хмельком. Точнее, был без памяти от выпитого и не мог понять, где находится. Поэтому весть о смерти сына не произвела на него никакого впечатления. Он просто развел руками – мол, всякое бывает – и снова отключился. Данилыч, немного посуетившись, сумел все-таки привести Эдика в чувство.

– Эдик, сукин сын, давай бегом к третьему цеху! С Сережкой беда…

Тут до Эдика начало доходить, что все услышанное им, как он думал, во сне, произошло с его Сережкой на самом деле. Он встал и вышел из слесарки. Когда подошел к цеху, в котором работал его сын, машина «Скорой помощи» уже отъезжала. Эдик взмахнул рукой, и, к его удивлению, «Скорая» остановилась. Они ждали его.

Эдик подошел и откатил боковую дверь «Газели». Жена Света сидела внутри. Он перевел взгляд на носилки. Под простыней вырисовывались контуры человека, но только до плеч. Дальше, там, где должна была быть голова, простыня намокла от крови. Да и то, что было под ней, никак не походило на очертания головы взрослого человека. Эдик знал – такое могут сделать только вальцы.

Жена так ни разу не посмотрела на него. Она не плакала, только, когда машина «Скорой помощи» остановилась у морга, сказала: «У всех у вас один конец».

У всех у вас один конец.

Слова жены, произнесенные там, у морга, всплыли в помутненном сознании. А ведь она права.

Эдик взял бутылку, глотнул из горлышка и снова поставил ее на стол. Он вспомнил знакомых, умерших от алкоголя. Да, их, пожалуй, больше, чем живых, наберется. Новых знакомств Эдик не заводил, а старые приятели умирали, кто от несчастных случаев, кто естественной смертью. А причина всему одна – алкоголь.

Он сделал еще глоток, встал и пошел в коридор. Ему нужен был телефон. Мысли о висельниках напомнили об Илье-мать-его-Сергеевиче. Эдик взял бумажку с номером доктора, поднял трубку и набрал прыгающий перед глазами номер. После третьего гудка трубку сняла Наташа.

– Приемная доктора Соколова, – автоматически произнесла она.

Эдик подумал, что с автоответчиком приятней общаться, чем с этой куклой.

– Здравствуй, Наташа. Это Эдуард…

– Здравствуйте, Эдуард Филиппович. А Ильи Сергеевича нет. Что-нибудь передать? – будто по написанному проговорила девушка.

Черт! Черт, черт, черт!

– Нет, не надо, спасибо. Я через пару дней перезвоню.

Эдик положил трубку и уставился на телефонный диск. Диск! Его беспокоил совсем другой диск.

– Перезвоню. Если выживу, – повторил он и пошел допивать водку.

Глядя на Макса, Ваня вспомнил того качка. Тот же взгляд затравленного мышонка.

– Ребят, простите меня! У нас ведь со Светкой серьезно, – говорил Максим.

– А у нас с тобой понарошку? – усмехнулся Иван.

– Да нет же, ребята, вы не поняли…

– Все мы прекрасно понимаем. Зассал ты. – Лешка положил руку Максу на плечо и посмотрел ему в глаза. Максим отвернулся.

– Да не зассал я. Ну, хотите, посмотрим сейчас ваш фильм.

– Не-а. С нас хватит. – Иван достал почти полную бутылку из-под стола. – Ты лучше домой возьми. Со Светкой посмотрите.

Лешка в изумлении поднял брови. Иван подмигнул ему и потянулся за граненым стаканом на мойке.

– Не парься. Фильмец так себе. Ты лучше догони нас… – Он налил полный стакан и протянул его Максу. – На, выпей, а я пока диск принесу.

Макс взял стакан и маленькими глотками начал пить. Лешу передернуло.

– Закуси, – протянул он Максиму бутерброд с подсохшим сыром.

Иван улыбнулся и вышел из кухни.

«Сучонок! Серьезно у него со Светкой. Был трусом, трусом и остался. Посмотрим, что он скажет».

Иван взял коробку от диска, открыл ее – она была пуста. Потянулся к проигрывателю, чтобы вытащить диск, но, улыбнувшись, убрал руку и вытащил диск из-за телевизора. Что на нем записано, он не знал, но то, что его никто смотреть не станет, был уверен. Вложил в коробку и, все так же улыбаясь, вернулся на кухню.

Максим сидел, откинувшись на спинку стула, и, ухмыляясь, что-то рассказывал.

– Возьми, порадуйся. – Иван положил диск на край стола. У Максима улыбка слетела с лица. Он поднял коробку трясущимися руками и положил назад.

– Да, конечно, ребята. Сегодня вечером со Светкой посмотрим.

– Так ты к Светке сегодня? – спросил Иван.

– Да. Следующим летом поженимся, – непонятно для чего сказал Максим.

– Да ну? Конечно, этим летом уже вряд ли получится, – съязвил Алексей.

– Издеваешься, да? А ты был первым в списке приглашенных, – промямлил Максим. – Теперь уж и не знаю…

– Знаешь, ты… – Иван исподлобья посмотрел на Максима.

– Ты что, Ванюха? Что я такого опять сказал?

– Да ни хрена ты вообще не говоришь. – Иван взял бутылку, разлил по рюмкам. – Мямлишь только. И вообще, ты, Максюша, полный ноль.

– Ты чего? – теперь уже Алексей ничего не понимал.

– Да так. Живи пока, Максюша. – Иван подал ему рюмку и взял свою. – На, выпей и беги к невесте, а то, пока ты здесь сидишь, она может состариться.