Что-то было связано с этим человеком. Что-тодавнее... очень тяжелое, страшное, опасное – и в то же время легкомысленное изабавное. Он явился из прошлого, да, из того прошлого, когда императрицаЕлизавета Петровна звалась Елисаветкою и представляла собой что-то вродеприживалки при дворе кузины Анны Иоанновны. Любому самому случайному гостю тамоказывалось больше внимания, чем дочери Петра Великого. А между тем какая толькошушера при том дворе не подвизалась, даже, помнится, китайцы как-то прибрели...

И вдруг Елизавета Петровна вспомнила.Китайцы!!! Ну конечно!

Тот вечер мгновенно возник в ее памяти,которая была, разумеется, вовсе не так плоха, как тщилась изобразить государыня,когда не хотела, чтобы к ней приставали со всякими глупостями вроде подписаниягосударственных бумаг. Тот вечер, весьма забавный! Как раз принимали при дворекитайское посольство. У китайцев были совсем плоские лица! Точно блины. И одетынесусветно: на макушках какие-то черненькие домики с шариками, а шароварынебось в сажень шириной, пуще бабьих юбок. А может, это и впрямь были нешаровары, а юбки?! Все собравшиеся с любопытством пялились на китайцев, а онитак же пялились на окружающих. При них имелся толмач. Императрица АннаИоанновна, которая любила вольности в разговоре, вдруг спросила, которую изприсутствующих здесь дам они считают наиболее красивой. Старший китаец, даромчто дикий азиат, ответствовал с истинно французской галантностью:

– В звездную ночь трудно сказать, которая иззвезд самая блестящая!

Однако Анна Иоанновна не унималась. Тогдакитаец пристально оглядел всех собравшихся дам и, указывая на Елисавет, сказал,что считает ее самой красивой и что если бы у нее не были такие большие глаза,то никто не остался бы в живых, ибо, увидев ее, умер бы от восхищения!

Елисавет поспешно потупилась и скрылаторжествующую улыбку, потому что было очевидно: императрицу сей роскошныйкомплимент приведет в ярость. Царевна уставилась в пол, даже не ответивлюбезному китайцу, и думала: небось запухшие от слез глазки племянницы Анныименно настолько узки, как хотелось бы китайцу!

Да, да, у Анны Леопольдовны, наследницыимператрицы Анны и ее родной племянницы, в ту пору были вечно заплаканныеглаза, потому что тетушка-императрица норовила поскорей выдать ее замуж, а ейнипочем не нравились оба жениха: ни Петр, принц курляндский, сын теткиналюбовника Бирона, ни принц брауншвейгский Антон-Ульрих. Анна была до одуривлюблена в саксонского посланника Мориса Линара, и стоило императрице об этомпроведать, как она мигом выдворила красивого саксонца из России. Вот отчегобыла заревана малышка Анна! В тот вечер Морис Линар присутствовал на куртагепоследний раз, он подходил прощаться ко всем дамам, подошел и к царевнеЕлисавет и воззрился на нее своими очаровательными, в самом делеочаровательными и томными черными глазами...

Боже правый!..

Боже правый! Да ведь это Линара –постаревшего, пополневшего, почти начисто утратившего обольстительность иочарование – она только что видела!

Мыслимо ли это? Бывший саксонский посланник –в стенах английского посольства в России, да еще Гембори рекомендует его какнекоего мистера Колумбуса...

Одно из двух: или Гембори врет, или Линарздесь и в самом деле под именем Колумбуса, то есть инкогнито...

Странный вечер. Призраки прошлого чуть ли нетолпой явились к императрице... зачем? Чего ради?

Она вновь начала отыскивать глазами Линара,однако в это мгновение из соседней комнаты появился кавалер д’Эон в платье стаким перекошенным кринолином, что Мавра Шувалова возмущенно плюнула прямо насверкающий посольский паркет (она была чрезвычайно вольна насчет манер!), аМихаил Илларионович Воронцов весь побелел, но потом все же направился к д’Эону– сообщить, что она отстранена от своих обязанностей лектриссы императрицы, атакже объявить его персоной нон грата, подлежащей немедленно высылке из страны.

Приблизительно такую же весть следовалосообщить и Гембори – то есть он мог бы тоже оказаться персоной нон грата, еслибы продолжал давать пристанище в своем доме Никите Бекетову.

Лишь только граф Морис Линар, саксонскийпосланник, появился в русской столице, как людям понимающим сразу стало ясно:на дипломатическом поприще этот молодой человек вряд ли достигнет успехов,однако по стезе дамского угодника пойдет чрезвычайно далеко.

Подобно древнегреческому Нарциссу, Линар могбесконечно любоваться собой. Однако от своего предшественника он все же выгодноотличался, ибо боготворил не только свою несусветную красоту, но и дамскиепрелести. Он уже был однажды женат – на графине Флеминг, – однако три годаназад овдовел. Злые языки утверждали, что супруга не вынесла его неутомимоговолокитства и умерла от разбитого сердца. Граф Линар был обворожителен и, надосказать, именно этим одолел тех соперников, которые могли бы стать болееудачливыми дипломатами в России. Однако саксонский двор рассуждал так: в этойзагадочной стране наступало царство женщин и их любовников. Императрицей АннойИоанновной как хотел вертел ее фаворит Бирон. Царевна Елисавет занималасьтолько тем, что зазывала в свою постель то одного, то другого мужчину. Видимо,Анна Леопольдовна (к тому времени Лизхен уже приняла православие и была названапо имени императрицы, ставшей ее крестной матерью) пойдет по тому же пути. Исмело можно сказать, что обворожительный саксонский граф был послан в Россию,чтобы проторить путь к ее сердцу.

И сделал он это с одного шага, вернее, содного взгляда, который бросила на него принцесса Анна. Она мгновенно поняла,что случилось новое чудо – новое в череде тех, которые она уже пережила икоторые, она верила, ей еще предстоит пережить.

Она рождена для чуда! Она знала это с трехлет. Может быть, многие не поверят, однако трехлетний ребенок способен кое-чтозапомнить на всю жизнь. Вот и Лизхен (в то время ее еще звали не Анна, аЕлизавета-Екатерина– Кристина) отчетливо запомнила одну из ссор между отцом иматерью. Они ссорились почти беспрерывно, дочь привыкла, что около неепостоянно звучат истерические крики и почти не обращала по малолетству на нихвнимания, однако эти слова отца так и врезались ей в память:

– Вы хотите уехать? Да ради бога! Только незабудьте прихватить с собой это маленькое отродье! Я не собираюсь большекормить чужого ребенка! Теперь пусть ваш дядюшка позаботится о своей глупойдочери!

Разумеется, трехлетняя девочка запомнила этислова безотчетно, ничего не понимая в услышанном. Она ведь тогда не знала, чтоотца ее зовут Карл-Леопольд, герцог Мекленбург– Шверинский, матушку – ЕкатеринаИоанновна, и она дочь недолговременного русского царя Иоанна V Алексеевича, адядюшка, о котором так грубо кричал герцог, – это не кто иной, как русскийгосударь Петр Алексеевич. Петр Первый!