руки похолодели, несмотря на душный июльский вечер. Голубь подлетел к ногам – я топнула от злости, но наглая птица не отреагировала.

Позвонила своему приятелю из соседнего двора. Пыталась сдерживаться, но голос дрожал и срывался на визг – пришлось объясняться несколько раз. Товарищ жил с тетей, мамой и двоюродным братом. Он долго извинялся, что не может пустить меня переночевать к себе. Сделала еще один звонок. Решила, что если и в этот раз не повезет, то Москва-река всего в десяти минутах ходьбы – похороню кота на пляже и пойду топиться.

Рита взяла трубку со второго раза и терпеливо слушала мой сбивчивый рассказ. Сказала, что дед у нее уезжает аккурат на следующий день, и я смогу приехать завтра и остаться на неделю. Теперь я плакала уже от радости, сыпала благодарностями и извинениями. Рита отмахнулась от последних и повесила трубку.

Я доехала до кладбища на другом конце города. Дошла до могилы прабабушки, вырыла неподалеку ямку серебряной ложкой и опустила туда обувную коробку. Я решила, что два самых добрых существа должны лежать вместе. Вместо креста воткнула серебряную ложку.

Повыдирала сорняки руками, собрала мусор и присела на деревянную лавочку рядом с оградой. Решила рассказать прабабушке все произошедшее за полгода, пока я здесь не появлялась. Ничего нового не получилось – все как всегда, только на гитаре вот начала играть. Выиграла в маленьком художественном конкурсе – две шоколадки и пятьсот рублей на телефон. Женщина с черно-белой фотографии безжизненно улыбалась.

Я боялась, что забуду, как выглядит прабабушка, потому что со временем перестала помнить ее голос. Зато я помнила запах ее духов. Она часто передавала мне маленькие подарки якобы от матери, но я всегда знала, что это прабабушка покупает их мне. Потому что они пахли ее духами, а не сигаретами.

Решила переночевать прямо тут: темнело. Достала телефон, включила любимую песню прабабушки. «Однажды морем я плыла! На пароходе том!» – подпеваю очень громко. Люди вокруг стали нервно оборачиваться. Женщина крикнула мне, что я некультурная.

А моя прабабушка любила петь. Она и сама веселая была, и веселые песни слушала. Я помню, эта песня играла в магазине, куда мы пришли украсть магнитики из «Растишки». И кража удалась: нас никто не поймал, а магнитики до сих пор на холодильнике висят.

Прабабушка последние годы жизни была уже не похожа на себя, но всегда улыбалась. Может, это мой детский мозг идеализировал образ близкого человека, тем не менее я пронесла сквозь года ее манеру шутить в любой ситуации.

Снова заплакала. Вспомнила, как мы смотрели мультфильм «Серебряное копытце», и включила его на телефоне. Из-за всхлипов почти ничего не слышала. Людей вокруг уже не осталось. Достала из сумки свитер и подложила под голову.

Утром меня разбудил сторож кладбища и попросил уйти. На выходе я развернулась и сорвала глупую табличку. Села в автобус у леса и уехала из этого города с концами.

Вообще-то так было не всегда, а может, и всегда, а может – пошло оно все? Пошло, конечно, только куда-то не туда. В известном направлении.

* * *

Мой мир начался с маленькой щелки в двери. Папа кидал ножи в мою дверь, а потом они с мамой долго кричали друг на друга. Мне было три или четыре года, когда я поняла, что плакать нельзя. Я однажды спросила маму, что же она сделала такого ужасного, что папа бьет ее и ругает. Но вместо ответа получила подзатыльник и осталась без игрушек.

Мамины руки всегда были сухими и пахли сигаретами. Мне нравилось, как она пахла, особенно когда сбрызгивала лаком волосы. Она не любила со мной играть, весь день где-то пропадала и вместо себя присылала грузную соседку – тетю Олю, которая за мной смотрела. Хотя правильнее сказать, что смотрела она телевизор, а на меня внимание обратила только раз – когда я случайно подожгла занавеску на кухне.

Однажды мама исчезла. Папа всегда либо кричал, либо пропадал надолго и приходил очень поздно. Я помню это тревожное чувство, которое росло внутри меня, не умещалось в маленьком теле – и выходило наружу дрожью в руках и слезами. Я боялась спросить папу о том, куда делась мама, поэтому просто тихо сидела в своей комнате и старалась никуда не выходить. Папа был высоким и злым. Он никогда со мной не разговаривал и не хвалил мои рисунки. Я вообще видела его очень редко и всегда через щелку в двери. Так он казался маленьким и не таким страшным, но, когда мама исчезла, я стала видеть его во всю длину. Он садился рядом со мной на диван и смотрел телевизор. Обычно оттуда громко кричали или дрались. Я рисовала маму, когда в дверь позвонили. Папа нехотя поднялся с дивана и вышел в коридор. Я прислушалась, но ничего не поняла. После этого папа зашел в комнату, отобрал рисунок и положил передо мной новый лист.

– Нарисуй меня.

Затем похлопал меня по плечу и вышел на улицу. Я не успела сказать папе, что не смогу его нарисовать, потому что никогда не рисовала мальчиков. Я очень старалась, но у меня ничего не получалось. Тогда я решила, что попробую нарисовать море и солнце, чтобы ему стало приятно.

Я старательно выводила синим карандашом волны, а черным – птичек над горизонтом. Желтым карандашом я нарисовала солнышко в углу листа, но оно получилось не таким ярким, как мне бы хотелось. Мне казалось, что если мой рисунок не понравится папе, то он сильно расстроится и тоже уйдет, как мама.

Когда я заканчивала закрашивать небо, папа вошел в комнату и поставил рядом со мной мягкую игрушку. Папа долго смотрел на мой рисунок, и я облегченно выдохнула. Если он так пристально смотрит, значит, ему нравится. Он облокотился на стол, слегка пошатываясь и щуря глаза.

Его рука резко опустилась мне на макушку, и мой нос соприкоснулся со столом. Папа ушел на кухню, а я поняла, что теперь это закатный пейзаж. Я размазала сквозь слезы капли крови по небу – как заходящее солнышко. Встала и отнесла рисунок папе на кухню.

Он взял его в руки. В углу корявым почерком была выведена надпись: «Папе». Я отошла от стола и, ухватившись за дверной косяк, искоса смотрела на папу. Он прижал рисунок к лицу и заплакал.

Мама вернулась через неделю, и мы отправились в путешествие, которое закончилось, когда мне исполнилось двадцать лет. Мы переехали к бабушке Инне.

Бабушка Инна была не такой,