Решила это отложить на неделю-другую, вдруг что-нибудь подвернется, да как бы не так. Обычными подарками – одеждой, книгами, музыкой – на столь важную дату не обойдешься, да и вкусов Саймона я не знаю, запросто могу промахнуться. Что-нибудь крупное – машина, поездка в Европу – мне не по карману. Нечто среднее – проигрыватель или что-нибудь в этом роде – или уже у него есть, или родители подарят.

Шли дни. Наступил апрель. Я человек дисциплинированный, не люблю откладывать дела на потом. А важные дела тем более.

Две субботы подряд я в отчаянии моталась в центр города на поиски идей – блуждала в толпе, глазела на груды хлама, рассчитывая наткнуться на что-нибудь стоящее. Во второй раз за мной увязался Дэниэл – сказал, что любит ходить по магазинам и хороших идей у него хоть отбавляй. На самом деле идеи у него были дурацкие. Ему нравилось все, что на глаза попадется, он предлагал глупость за глупостью, кончилось тем, что я рассердилась и отправила его домой.

– Да ты, я вижу, к этому серьезно относишься, – ворчал он. – Есть хоть что-нибудь на свете, к чему бы ты не относилась серьезно? Бог с тобой, это же праздник, день рождения! Лишь бы весело было!

Я заметила, что: а) он единственный сын, племянников у него нет, и он не знает, что это такое; б) если кто-то считает, что выбирать важный подарок, когда время поджимает, это весело, значит, у него что-то с головой.

– Знаешь что, – сказал он с ноткой досады, – вон телефон-автомат. Может, позвонишь брату, спросишь, что его сыну понравится?

– Дэниэл, я хочу выбрать сама. Иди домой, прошу тебя.

Дэниэл ушел обиженный. Но с тех пор как я позвала его с собой на праздник, он пребывал в таком чудесном настроении, что даже мои капризы не могли его расстроить надолго.

В конце концов я решила завести Саймону счет в университетском книжном магазине и положить туда столько, чтобы хватило на учебники за первый курс. А в придачу, чтобы в день рождения ему было что подержать в руках, купила ему небольшой гироскоп, почти игрушечный, зато качественный, – пусть олицетворяет красоту и сложность выбранного предмета.

Дэниэл исправился, похвалив подарки. И тут же все испортил, в своем духе – сказал, что такое додумалась бы подарить только я.

– То есть как? – спросила я с подозрением.

– Ну, учебники. Есть у него другая тетя, которая подарит ему на восемнадцатилетие учебники?

– Стоит мне вспомнить, как я часами простаивала в библиотеке за учебниками, потому что свои купить было не на что…

Дэниэл улыбнулся и сказал, что пошутил.

* * *

Во вторник, перед поездкой на день рождения Саймона, на работе у меня случился кризис – видимо, из-за неотвязных мыслей о Мэтте. Ничего подобного со мной до сих пор не бывало, а других причин не вижу; ладно бы работа моя застопорилась или кто-то разнес в пух и прах мою статью – но нет, ничего такого. Как видно, толчком послужили мысли о доме.

Работа моя – старший преподаватель кафедры экологии беспозвоночных – весьма разнообразна: я провожу эксперименты, анализирую и описываю результаты, пишу статьи, выступаю на конференциях, руковожу аспирантами, учу студентов… плюс немного административной работы.

Исследовательская часть мне нравится. Научная работа требует терпения, точности, методичности, а всего этого мне не занимать. Послушать, так скука смертная, но на самом деле скучать некогда. Выражаясь высоким штилем, ты обогащаешь научную картину мира, будто добавляешь кусочек к головоломке. Ну а проще говоря, чтобы сберечь природу, необходимо знать ее законы. Исследования – основная часть моей работы, и сколько времени им ни уделяй, всегда мало.

Писать статьи – надо, значит, надо. Без обмена идеями наука не может развиваться, и я готова вносить свою лепту.

Выступать с докладами я не очень люблю, ведь оратор из меня так себе. Рассказываю я последовательно, логично, но моим выступлениям недостает живости.

А преподавать мне и вовсе не в радость. Университет у нас исследовательский, и лекций у меня немного, всего четыре часа в неделю, но к каждой я почти неделю готовлюсь, это отнимает драгоценное время от научной работы. Да и со студентами мне трудно найти общий язык. Дэниэл любит с ними возиться. Он делает вид, будто это не так, точно так же он делает вид, что не работает, – работает он круглые сутки, просто называет это иначе. На самом же деле студенты для него – источник вдохновения. А для меня, увы, нет. Не понимаю я их, несерьезные они какие-то.

Словом, так называемый кризис меня настиг прямо посреди лекции. Началось с небольшой заминки. Я рассказывала третьекурсникам о водоотталкивающих волосках у членистоногих и вдруг увидела настолько живую картинку из прошлого, что сразу же потеряла нить. А представилось мне, как мы с Мэттом лежим, по обыкновению, на берегу пруда, свесив головы над водой. Мы наблюдали в тот раз за танцем изящных радужных стрекоз, но тут заметили, как по стеблю камыша спускается крохотный жучок. Он был уже дюймах в шести от воды и упорно стремился вниз. Куда же он? – удивлялись мы. Доползет до воды, а дальше? Понимает ли он, что там, внизу, вода? Мэтт сказал, что носов у насекомых нет, но с помощью антенн они и запахи различают, и воду чуют, так что, наверное, понимает. Что же тогда он хочет – пить? Мэтт сказал, что всю необходимую жидкость насекомые, скорее всего, получают с пищей – кто с соком растений, кто с кровью, – но он точно не знает. Я предположила: может быть, это самка, пришла отложить в воду яйца, как стрекозы? Мэтт сказал, что вроде бы жуки яйца в воду не откладывают, но и тут он может ошибаться. Я заметила: а вдруг жук занят чем-то другим, скажем, ищет, чем бы пообедать, и не смотрит, куда ползет? – а Мэтт ответил: значит, его ждет сюрприз.

Но сюрприз ждал нас. Добравшись до воды, жучок и не подумал остановиться, просто пополз дальше. Когда он уперся в пленку на поверхности воды, та подалась и сомкнулась вокруг него.

Я испугалась, вдруг он утонет, но Мэтт воскликнул:

– Нет, смотри! Смотри, что он делает!

Я уставилась в воду и увидела: наш жучок целеустремленно ползет вниз, одетый сверкающим серебристым пузырьком.

– Это воздух, – объяснил Мэтт и, подавшись вперед, заслонил поверхность воды ладонями от солнца. – У него своя подводная лодка, Кэти. Правда, здорово? Интересно, сколько он продержится под водой.

Теперь я, конечно, знаю, как жучку удавалось перемещаться под водой, никакой тайны здесь нет. Многие животные, что обитают на границе водной и воздушной среды, погружаются на глубину в пузыре воздуха. Воздух удерживают ворсинки, такие густые, что совсем не пропускают воду. По мере того как расходуется кислород, из воды поступает новый. А долго ли наш жучок может оставаться на глубине, зависит от того, сколько кислорода содержится в воде и насколько быстро жучок расходует свой запас. Обычно чем теплее вода и чем подвижнее насекомое, тем быстрее оно вынырнет.

* * *

Я рассказывала третьекурсникам об устройстве ворсинок, и тут в памяти всплыл тот день, и я отвлеклась, запнулась. Сделала вид, что сверяюсь с записями, сосредоточилась и продолжала говорить. Третьекурсники было встрепенулись в надежде услышать что-нибудь интересное, но тут же снова расслабились. Одна девица в первом ряду зевнула так широко, что едва челюсть не вывихнула.