Вопрос был просто издевательским. Последний раз Наташа стояла на лыжах на физкультуре в 10-м классе. Лыжи были школьные, настолько затертые, что от названия на старой деревяшке осталось лишь «...ремя» – то ли «время», то ли «бремя», то ли «стремя»...

– Несколько уроков мне бы не помешали... – уклончиво ответила она.

– Ну, знаешь ли, радость моя! Несколько уроков! У нас с тобой бюджет не резиновый! Мы и так попадаем на кругленькую сумму в эти новогодние праздники с твоей поездкой на самый дорогой курорт! Поэтому давай-ка ограничимся прогулкой по горам на свежем воздухе, – произнес он и опять захрюкал смехом.

– Хорошо, Виталий Аркадьевич, ограничимся прогулкой, – согласилась Наташа.

– Ну-ну, не обижайся! Я с женщинами всегда предельно честен. Я ни разу не сказал «люблю» во имя достижения успеха, хотя этого порой было бы достаточно. Я либо покупал, либо брал то, что мне отдавали по доброй воле. И никогда не обещал и не обещаю более того, что могу сделать! – с самолюбованием проговорил Прибыловский.

Наташа промолчала, хотя сказать какую-нибудь едкую гадость хотелось нестерпимо. Она лишь выпрямила спину и подошла к зеркалу в спальне. Ее еще не смывшиеся после Италии черные локоны струились по плечам, но татушка «V» на левой скуле уже стерлась. Серые глаза (цветные линзы она сняла еще перед вылетом) смотрели прямо и твердо. Весь ее образ излучал достоинство, уверенность в себе и безупречное самообладание. Ее никто и ничто не может сбить с толку.

– Да, кстати, – хрипнула трубка, – я тут видел твоего аристократа. Прекрасно выглядит молодой человек! Спрашивал, нет ли у меня на примете достойной девушки, а то, говорит, устал от фальшивых принцесс... Я обещал посодействовать! А если я что-то обещаю...

– Я все сделаю, Виталий Аркадьевич! – спокойно проговорила Наташа. – После Нового года у вас будет полная информация.

– Вот и умничка, – ответила трубка. – До связи!

Виталий Аркадьевич выключил телефон и тоже подошел к зеркалу в гостиной в своей темной, безлюдной квартире. Огромное, в старинной резной раме, оно венчало собой антикварное трюмо. Когда-то ему полагался родной зеркальный триптих, но Прибыловский брезговал старинными зеркалами. Слишком много покойников хранилось в каждом из них. А в трех – их число утраивалось. Он заменил триптих одним новым зеркалом, в котором только и успел отразиться, что пожилой мастер, изготовивший его, и подобрал старинную раму. Рамами он не брезговал. Из-за резного бутона в раме он достал припрятанную там специальную маленькую расческу и медленно, с удовольствием принялся водить ею по своей седеющей щетке усов под носом. Это занятие заменяло ему медитацию. Он был доволен собой, и для этого у него были все основания. Он нашел прекрасную кандидатуру для выполнения задания, которое поручил ему его друг Марк. Через месяц у него будет вся информация об этой четверке, тем самым он выполнит старый долг перед старым другом, да еще и заработает на этом деле! Нет, он все-таки, гений! Ловко он охмурил эту юную филологиню Ситникову с ее идиотской мечтой об элитном генофонде, на которую она поймалась, как глупый карась на манную кашу. Нет, обманывать ее он не собирался! Засидевшийся в «девках» аристократ действительно значился в его знакомцах, но перспектива того, что он «клюнет» на очередную охотницу за его знатной фамилией была туманна, как небо над Лондоном, откуда он только что вернулся после встречи с Марком. Тем не менее для их дела она подходила идеально: молода, привлекательна, умна, организованна, целеустремленна et cetera, как говорят французы. К тому же, как Марк и хотел, родственников, кроме матери где-то под Хабаровском, у нее не было, в Москве была какая-то подруга и вечно занятый Журов, которому, по большому счету, было не до нее. С Журовым он когда-то пересекался, настолько давно, что, встретив его с Наташей в московском ресторане, с трудом вспомнил эту фамилию и обстоятельства их знакомства, хотя на память не жаловался. Зато его спутница заинтересовала Прибыловского сразу. Ему понравилась и ее осанка, и выдержанная манера говорить, и достоинство, с которым она себя держала. Пересев за ближайший к ним столик и прислушавшись к разговору, он понял, что девушка заканчивает филфак МГУ, что у нее «на носу» диплом на тему чего-то англо-французского и что зовут ее Наташа. Представительный мужчина с благородно седеющими усами, обратившийся в деканат филфака с просьбой помочь ему найти хорошего филолога со знанием языков, быстро нашел понимание. Ему дали несколько телефонов выпускников и дипломников, особенно отрекомендовав Наталью Ситникову. Когда он рассказал о своей находке Марку, тот, удивленно вскинув мохнатые брови, воскликнул: «А что, в Москве еще водятся такие девицы?». Реакция была нехарактерной, – удивить Марка было практически невозможно, ибо нечем... Наташа, таким образом, была достаточным поводом для самодовольства, однако, возможности рассчитаться со своим другом детства Виталий был рад еще больше. Его давно угнетало зависимое от него положение. Как он ни старался быть нужным Марку, он не чувствовал равенства между собой и им. Их отношения со стороны выглядели дружбой старинных приятелей, однако это было не совсем так...

Марк Натанович Бернштейн был весьма преуспевающим юристом. Родился он в Питере, подростком родители вывезли его в Израиль. Они до сих пор живут недалеко от Тель-Авива, а он, увлекшись юриспруденцией и выучившись, работал, потом уехал во Францию, где женился на француженке, произвел на свет дочь Дину, через пять лет развелся, и уже ничто не мешало ему заниматься своим делом. Его контора «Бернштейн и Ко» располагалась на первом этаже скромного особняка в 16-м районе Парижа, второй и третий занимала его квартира в антикварном декоре красных тонов. «С улицы» в контору мало кто заходил, случайно зашедшего старались выпроводить под благовидным предлогом. Марк предпочитал работать со «своими» и только по рекомендации. Он, безусловно, обладал талантом «дружить». Такого количества «своих» Прибыловский не видел больше ни у кого. При этом Марк всех помнил, со всеми поддерживал «дружеские» отношения, зарабатывая на них так же легко и непринужденно, как и общался. В смысле легкости общения у него было чему поучиться. Манеру начинать разговор с забавной истории Прибыловский перенял у своего друга. Хорошо рассказанные анекдот или случай из жизни, коих у него всегда был запас, принимались на «ура», и самые запутанные вопросы решались почти сами собой... Однако же об истинных причинах этого самого «почти» Прибыловский догадывался, о других знал наверняка. Его друг был редким специалистом проворачивать дела в обход законодательства практически любой страны.

Когда-то у отца Марка, дяди Натана, на стене висела огромная карта Советского Союза, на которой красными флажками были отмечены места, где он, талантливый советский инженер, побывал с командировками. Вся 1/6 часть суши была истыкана алыми метками, чем дядя Натан страшно гордился. Его сын настолько превзошел своего родителя, что мог бы утыкать флажками оставшиеся 5/6. «Друзья» были у Марка по всему миру, каждому он оказал услугу «конфиденциального характера», «помог в свое время», – как он выражался. Прибыловский не был исключением. Он тоже был обязан своему другу детства. Но это была не услуга «конфиденциального характера». Он был обязан Марку жизнью...