Им тогда обоим было по 20 с небольшим. Марку чуть больше, но он всегда был мелким, и с самого детства в питерском дворе «колодцем» их принимали за ровесников. Марк уже учился в Израиле, а Виталик в Питере. Общались по телефону. Марк никогда не забывал поздравить со всеми праздниками – личными, советскими, религиозными, своего «лучшего друга» Виталика и всех его родственников: отца дядю Аркадия, маму тетю Любу, мамину сестру тетю Надю, а также передать привет знакомым, которых он помнил, как будто вчера уехал из Питера. Если бы их кошка Люся отмечала праздники, он поздравлял бы и ее. Родственники были от Маркуши в восторге. «Далеко пойдет», – предрекали они, советуя Виталику брать с него пример. Виталик и сам понимал, что с Марком надо дружить. Его чутье на людей было сродни абсолютному слуху. Оно всегда направляло его к «правильным» знакомствам и еще ни разу не подвело. Вот и с филологиней тоже.

Виталий Аркадьевич отвлекся... Он походил по гостиной, подошел к трюмо, достал из ящичка пакетик с табаком. Не спеша набил трубку, опустился в кресло, мягкое, кожаное, принимавшее форму и тепло его тела. Он обожал его. Выходить из дома сегодня не хотелось... Щекочущий аромат табака наполнял носоглотку, лоб, затылок... Седой дым лениво извивался, не торопясь растворяться в мягкой тишине гостиной. Он был точно таким же, как тот, что исходил от хлебной лепешки, испеченной в пустыне прямо на солнце, на железном чане, нагретом солнцем.

Подработать летом проводниками туристических групп в израильской пустыне Негев предложил Марк. Он же помог с документами. Документы всегда были его стихией. Виталик тогда просто загорелся этой идеей – вырваться из нищей советской действительности в фантастический мир горячих песков, бедуинов и приключений! Да и заработать тоже хотелось – платили «бешеные деньги», по его тогдашним студенческим доходам. И в английском попрактиковаться.

Газетный штамп «выжженная солнцем земля» испарился из его головы в ту же минуту, как только он оказался на этой земле. Ползучие холмы, останки древних вулканов, немые скалы возрастом в двести миллионов лет – полная тайн и загадок Пустыня поражала, ломая все стереотипы. Работа состояла в том, чтобы провести группу туристов от начального пункта к конечному с нескольким привалами, где ждала еда, вода, отдых и запланированные достопримечательности. Проводников было по двое на каждую группу. Марк, уже работавший здесь прошлым летом, взял Виталика в напарники. Каждый день в 10 утра они забирали людей из пункта отправления и целый день вели по пустыне. От жары, песка и солнца пот смешивался со слезами, а пустыня (Негев в переводе с иврита «полотенце») мгновенно высушивала влагу, оставляя на открытой коже следы своего раскаленного дыхания.

Самой популярной у туристов достопримечательностью была гора Карком, – альтернативная гора Синай, на которой, по преданию, Бог дал десять заповедей Моисею. О местонахождении этой горы много лет велись научные споры, но лет 20 назад археологи обнаружили на ней около 40 тысяч рисунков, надписей и останков древних построек, свидетельствующих, что Карком и являлся тем самым Синаем. Как раз после этого открытия туристы повалили в Негев в таком количестве, что понадобились дополнительные проводники. Вершина горы обычно была окутана туманом, но когда туман рассеивался, зрелище тысяч наскальных рисунков, иллюстрирующих заповеди, ввергало туристов, и верующих и неверующих, в сильнейший шок.

Пустыня вообще меняла людей. Вылезали пороки, комплексы, страхи. Некоторые становились обидчивыми и нетерпимыми, как избалованные дети, другие замыкались в себе, третьи апатично плелись за проводниками, теряя человеческий облик. «Процесс „просветления“ не проходит безболезненно», – объяснял Марк. Сам он был сосредоточенным, почти не разговаривал, лишь изредка изрекая фразы, словно считанные с горы Карком.

Однажды с одним из туристов, что пришли в пустыню «поглазеть» на чудо и сломались, не дойдя до первого привала, у Марка состоялся непривычно философский разговор. Это выглядело даже комично. Одежда бербера на Марке, загоревшее дочерна лицо и манера говорить, не тратя лишнюю энергию на слова, делали его абсолютным аборигеном. Турист – щуплый, заросший щетиной мужчина с быстро улетучивающимся налетом библиотечного интеллектуала кричал высоким обиженным голосом. Виталик слушал их диалог, не узнавая своего друга.

– Я не понимаю, почему я должен терпеть такие лишения и мучения ради того, чтобы взглянуть на историческую находку! – ныл турист.

– Тяжесть повседневных лишений очищает мысли, ибо не оставляет времени для бесплодных размышлений, – отвечал Марк.

– Я мечтал увидеть гору, на которой Моисей получил от Господа заповеди, а не умирать тут от жары и отсутствия элементарных условий! – капризничал тот.

– Мечта нужна, чтобы осуществлять ее, а пустыня, чтобы преодолевать трудности на пути к ней, – втолковывал Марк.

– Знаете что! Преодолевать трудности – это ваша обязанность. Я заплатил деньги за путешествие!

– У каждого человека есть одна-единственная обязанность – следовать своей судьбе до конца. Других нет. Вы приехали в пустыню. Что-то заставило вас это сделать.

– Ничего меня не заставляло! Археология входит в сферу моих интересов. Прочел об открытии альтернативной горы Синай, решил взглянуть. Тем более что это не дорого. В свой отпуск, между прочим!

– Большинство людей принимают ход вещей как нечто само собой разумеющееся и перестают быть людьми, ответственными за то, что с ними происходит.

– Вы хотите сказать, что я безответственно поступил, приехав сюда? Или если бы мне не попался этот журнал со статьей, моя жизнь пошла бы по-другому? Вы сами понимаете, какую чушь вы несете? Вы слишком молоды, чтобы рассуждать об этом!

– Как только в голове раздается слово «если», человек перестает быть хозяином своей судьбы, – без эмоций произнес Марк. – Нужно верить, что выбор, который ты делаешь, единственно верный.

– Что за религию вы проповедуете? Иудаизм? Христианство? Марксизм? Я что-то никак не пойму!

– В пустыне не надо разговаривать, надо смотреть в себя или под ноги. У кого где больше...

Марк глотнул из фляжки, взглянул на часы и поднялся с выражением лица «разговор окончен», сказав лишь «пора». Улучив на маршруте свободную минутку, Виталик подошел к другу.

– Я тебя не узнаю, Марк! Тебя словно подменили! Где твоя болтливость? Где Марк, которого я знаю?

– Мишка, Мишка, где твоя улыбка, – пропел Марк и хмыкнул. – Я серьезен, потому что влюблен.

– Ты влюблен? В кого?

– Во что, – поправил Марк. – В пустыню. В эти скалы, в эту землю, в эту неподвижность, в это царство солнца и времени. В ощущение, которое она дает. Я здесь почувствовал себя живым человеком. Человеком, который может и должен успеть что-то сделать за свою короткую жизнь. Только здесь понимаешь – все, что необходимо для победы, есть в тебе самом!

Хлебную лепешку обычно пекли на втором привале. Рецепт был древним и простым, как истина. Вода, мука и соль тщательно перемешивались, тесто выкладывалось на раскаленный солнцем чан, как это делалось тысячи лет назад. Вкусный седой дым лениво извивался, не торопясь растворяться в безветренном мареве пустыни. Испекаемый без огня и электричества хлеб был настоящим чудом. Люди сидели вокруг чана, прикованные таинством. Но это были еще не все чудеса. В тот момент, когда раздавали теплую лепешку, к месту привала приползала змея и прилетала птичка. На глазах пораженных туристов птичка начинала петь, а змея вставала в стойку, покачивалась под ее песню на упругом хвосте, отражающем каждой чешуйкой жгучее полуденное солнце. Не известно, кто и когда приучил эту пару попрошайничать таким способом, но сцена, словно из ожившей притчи неизменно шокировала зрителей. Они замирали, потом смеялись, аплодировали, крошили лепешку на специально расстеленную рогожу, наблюдая, как птичка и змея лакомились заслуженным угощением.