Боль в ступнях стала невыносимой, и, не выдержав страданий, я упала прямо на землю.

Попыталась встать, но все, что я смогла – это слегка подвинуться в сторону. По рынку ходило много равнодушных туристов, которые бы побоялись прикоснуться к женщине в абайе… и слишком много торговцев, которые выкрикивали названия своих товаров, заманивая посетителей. Другие везли по крошечной дорожке между лавками свои огромные телеги, наполненные всем, чем угодно: от тканей и ковров до старинных ламп, напоминавших дома для Джинов из сказки.

Только мне сейчас было далеко не до сказки… я даже встать не могла. Завыв от боли, я вновь почувствовала слезы на своих губах, уже ненавидя себя за идею побега…

Ничего… ничего, я все выдержу. Назло Джареду. Я еще помашу ему ручкой, когда его арестуют за мое похищение и издевательства, за попытку продать в рабство.

Эти мысли придавали мне сил, и, опираясь на ближайший столик с пряностями, я поднялась с колен.

– Не желаете ли попробовать, bent? – обратился ко мне араб, и тут же нахмурился, встретившись со мной взглядом. – Вам помочь? – похотливая улыбка коснулась его лица, обнажила золотые зубы… я вздрогнула, и, охваченная ужасом, покавыляла прочь.

Рынок представлял собой каменные блоки, закрытые от солнца шатрами и продаваемыми коврами. Я слышала звуки молитвы, доносящейся из ближайшей мечети, пока искала выход, или хоть кого-нибудь, кто мог бы мне помочь…

Ох, если Аллах – единственный Бог, который может меня здесь услышать, то я готова повторять молитву снова и снова…

– Помогите! Кто-нибудь! Помогите пожалуйста! – но вокруг не было никого кто говорил бы на английском, или люди просто не хотели оказывать мне помощь.

– Пожалуйста, помогите! – я вцепилась в какого-то араба в шикарном деловом костюме, глядя на него с мольбой. Мужчина вздрогнул.

– Bent, чем я могу вам помочь?

– Как ты смеешь?! Позволять чужой женщине прикасаться к тебе, habibi?! – воскликнула девушка, закутанная в паранджу. У нее даже глаз не было видно, их скрывала тонкая сетка. Я резко отпустила араба, и снова ринулась вперед. Силы покидали меня. Я могла передвигаться только благодаря тому, что выпила сегодня утром двойную дозу обезболивающего.

Наконец, среди странных лавок, где продавали не самые шикарные ткани, я наткнулась на внушающую доверие вида лавку с драгоценными камнями. Она сильно выделялась среди других, находилась в полностью закрытом, каменном блоке. Не думая ни о чем, я ворвалась внутрь, искренне веря в то, что нашла свое спасение.

– Добро пожаловать! Чем я могу вам помочь? – в лавке, меня встретили трое мужчин, в свободных одеждах. Один из них поправил куфию[25] закрепленную небрежным шнурковым кольцом, и оглядел меня с головы до пят. Мне не понравился его взгляд, дыхание сперло, а ладошки вспотели за считанные секунды.

– Помогите мне! Вы говорите по-английски?! – мужчина посмотрел на меня с еще большим интересом и вскинув одну бровь, покосился на своего соседа.

Я почувствовала страх, зародившийся в районе солнечного сплетения. Кажется, зайти в закрытую лавку было ошибкой.

– Вы одна, прекрасная bent? – с легкой ухмылкой, спросил у меня бедуин (так я окрестила этих арабов, больше похожих на кочевников, а не торговцев).

Этот вопрос мне очень, очень не понравился.

Я резко развернулась, чтобы убраться отсюда поскорее, избегая ответа на подозрительный вопрос, но не тут то было. Выход мне перекрыл еще один бедуин, и взгляд его черных, как смола, очей, не предвещал мне ничего хорошего.

Мамочки…

– Куда-то спешите, bent? Я думаю, в нашей лавке вы найдете много интересного. Оставайтесь, – протянул он, на таком же корявом английском. – Мы покажем вам то, что удивит даже такую прекрасную девушку.

– Вы видели ее глаза? – напрягая подсознание, я прислушиваюсь, когда мужчина произносит слова на арабском. – Даже «Domua mein Alhabib»[26] не так прекрасен, как они. Она может очень дорого стоить.

Дорого стоить… дорого стоить. Дорого стоить… – эхо разрывает мою голову, я с диким ужасом понимаю, что побег был очень глупой ошибкой…

Господи, ну почему?! Почему так?! Я рискнула всем, решилась на побег, и угодила в жуткую ловушку.

Мужчина, стоявший в дверном проеме, закрыл дверь на щеколду, и растянулся в улыбке.

– Пожалуйста, выпустите меня. Я ошиблась лавкой… мой муж сейчас придет за мной. Он очень влиятельный человек.

– И как же зовут вашего мужа, прекрасная банат? – усмехнулся один из кочевников, подходя ко мне ближе. Второй, что стоял позади меня, тоже приблизился ко мне… я чувствовала его дыхание позади моего плеча.

– Пожалуйста… он найдет меня. Я ошиблась.

– Кажется, ты просила помощи, bent. Мы не можем отказать тебе в этом.

– Мой муж Адам бин Рашид Аль Саадат! – выкрикнула я, понимая, как это нелепо звучит… и правда, мужчины громко рассмеялись, чуть ли не придерживая свои, выпирающие из под свободной одежды, животы.

– Вы слышали? Она, к тому же, еще и глупа. Идеальная куколка для продажи. Все любят красивых и глупых девочек… – я чуть не задохнулась от отчаянья, когда мысленно перевела эту фразу.

– Разве твое имя…

– Рания! Я – Рания, да! – мужчина, стоявший позади, резко сорвал с меня капюшон. Они втроем издали резко и громкое «ох».

– Платиновые волосы, хм. Кажется, вскоре мы станем богаче самого шейха, – один из бедуинов резко дернул меня за волосы, и я закричала. Другой заткнул мне рот, в ноздри ударил мерзкий запах металла и его пота… отвратительно. До тошноты мерзко.

Голова закружилась, про себя, я вспомнила молитву, вспомнила маму, папу, и вновь почувствовала себя никому ненужной и беззащитной.

Угодившей в капкан мышкой, обреченной на верную гибель.

А потом я вспомнила Джареда, из-за которого я здесь оказалась. Да. Я решилась убежать, но если бы не он, я попивала бы сейчас чай в одном из кафе Нью-Йорка, а не скиталась по Анмарскому рынку. И не наткнулась на бедуинов, которые уже мысленно продали меня за большие деньги, и поделили между собой каждый вырученный анмарский дихарм.

В легких не хватает воздуха, боль и рука бедуина мешали мне нормально дышать.

Сколько еще я испытаю боли? Когда этот кошмар прекратится? Все это невыносимо. Жутко. Страшно.

Я пытаюсь визжать, когда чувствую, как меня хватают за лодыжки и приподнимают над землей. Жгучая волна паники почти отключает мой разум…

Я закрываю глаза, и пытаюсь подумать о чем-то хорошем, прежде чем мою жизнь заберут, продадут и сотрут «Меланию Йонсен» с лица земли.