И кулаком в нос бы заехал, чтобы исправить вселенскую несправедливость: нельзя быть таким идеальным, по-бабьи красивым. Хотя Анька, конечно же, заслуживает всё самое лучшее. И этого козла, наверное, тоже. Но я против. Категорически против.

Нужно ещё пунктик добавить в договор: никакой личной жизни, пока она наша няня. За исключением отношений с одним единственным человеком. Со мной то есть.

— Ань, до греха не доводи, а? — попросил я её почти нормально, но понял, что взвинчен до небес. — Кто он?

— А вот это тебя совершенно не касается, — отвечает она спокойно и опускает глаза, скребёт ложечкой по стенкам креманки, доедая мороженое. — Спасибо за фисташковое. Рада, что ты помнишь об этом.

— Я помню, Ань, — говорю ей севшим голосом. — Я всё помню. Иногда забыть хотел, а не получается.

Она отрывается от мороженого. Взгляд у неё — испуганно-настороженный.

— Мы договорились: не сегодня, — бормочет еле слышно и косится на пакет у меня в руках. — Там ещё мороженое, да?

Я протягиваю ей кулёк, наблюдаю, как она роется, мурлыча. Выбирает, что бы ещё слопать. Волнуется. Расстроена. Обычно в такие моменты Анька может слона проглотить.

— Ещё раз увижу этого балеруна рядом с тобой, ноги ему переломаю, — угрожаю, не сдержавшись.

— Неизвестно, кто кому ещё, — налегает бессмертная Анька на мороженое, — но если что, я не возражаю. Интересно будет на это посмотреть. Давно за меня мальчики не дрались.

— Не замечал в тебе кровожадности.

— Я повзрослела, — шуршит Варикова обёрткой. — Может, мы всё же выйдем из подворотни? Время поджимает, у Мишки скоро тренировка заканчивается.

Я смотрю на часы. Чёрт. Так и не сдвинулись с мёртвой точки. У меня такое впечатление, что я танцую вокруг Вариковой, а она снисходительно поглядывает и не подпускает поближе.

Я заслужил всё это, наверное. Потому что она не могла уйти просто так. Что-то было в том прошлом, чего я не понимал, а Аня объяснять не хотела. Но за три дня доверия не вернуть — это тоже я осознавал очень хорошо.

— Пойдём, — протягиваю руку, но Анька делает вид, что не замечает. И снова от этого больно и одиноко.

Не всё так просто. Но я и не надеялся, что будет легко. Понимание простой истины усиливается, как только мы возвращаемся к спортивной школе. Этот хрен никуда не ушёл. Торчит, как каланча, руки на груди сложив. Ждёт. И вид у него вызывающе-идиотский.

— Анна! — говорит он голосом властного самца. На меня не смотрит, я для него пустое место, надо полагать. — Нам необходимо поговорить!

Это как дешёвая сцена из слабенького фильма, где герои двигаются, как куклы, и разговаривают деревянными голосами. Смеются тоже как роботы: ха-ха-ха — металлически и без чувств, губы только растягивают. Вот этот мелодраматист выглядел точно так же.

— Игорь, ты прости, нам ребёнка забирать, а обо всём остальном мы уже поговорили. С полгода назад. Помнится, ты согласился. Ничего не изменилось. Планы мои на жизнь не поменялись, так что… была рада тебя видеть.

— Не поменялись? — заступает ей дорогу этот маскулинный звероящер, щуря глаза. Взгляд у него нехороший. — А как же тогда… — кивает он на Анькин живот, и я сжимаю кулаки.

— А это тоже никак не ломает моих планов, — быстро отвечает Анька, и я слышу, как она фальшивит. Никогда лгать не умела. И сейчас позорно прокололась с нашей великолепной версией. — Диме нравится, что я работаю и строю карьеру.

— Отвали, — ласково советую я, когда Анька поспешно ныряет в дверь. Спаслась бегством, чтобы ещё чего-нибудь ненужного не наговорить и потом не запутаться.

— Я сам решу, что мне делать, — смотрит на меня сверху вниз этот тип. Да, он повыше, но его рост не преимущество, хотя он, по всей видимости, думает иначе. — И мы ещё посмотрим, кто куда свалит.

Устраивать драку на глазах сына в мои планы не входит. Как бы это отрицательный пример. Тем более, что ему сегодня влетело почти за то же самое. Поэтому я делаю последний словесный выпад:

— Прими поражение достойно. Видишь: девушка уже занята, пора это понять и признать. Кто не успел, тот опоздал.

— Посмотрим, — упрямо повторил этот непробиваемый тип и с места не сдвинулся. Видимо, решил всех взять измором.

Он наблюдал, как вышла Аня с Мишкой. Сын ещё более хмурый, чем раньше, и какой-то тихий. Но с этим я потом разберусь.

— Анна, — снова окликает её этот образец модельного бизнеса. Полным именем. У меня челюсти сводит от желания врезать ему посильнее. Сделать что-нибудь, чтобы он отстал.

— Пока, Игорь, — улыбается она ему отстранённо и вцепляется в Мишкины плечи. Тот дёргается, но руки Анькины не сбрасывает, и я перевожу дух. Молодец. Не подвёл, хоть на Аньку смотрит, как волчонок. — Ты прости, но нам некогда.

Она уходит быстро. Уводит Мишку и меня. Я иду за ней не оглядываясь, хотя так и подмывает зыркнуть, кулак показать. Детский сад. Сам от себя не ожидал. Взрослые люди так себя не ведут, а у меня словно крышу рвёт, ничего поделать с собой не могу.

Мы садимся в Анькину машину, она заводит мотор.

— В следующий раз пешком пойдём. И быстрее будет, и полезнее, — разрывает Варикова тишину. — Как успехи, Миш? — спрашивает у сына.

— Нормально, — хмурит брови сын и мрачнеет. Что-то не то, но расспрашивать я не рискую. Лучше потом по душам поговорим.

Но дома становится не до того: бабуля вернулась. Глаза сияют, лицо вдохновлённое. Она словно помолодела за то время, что мы её не видели.

Мама разве что пот со лба не смахивает. Не привыкла она к шуму, гаму, беспокойству. А тут у нас тихо и мирно бывает редко.

— Ну, я пойду? — вздыхает она украдкой с облегчением. — Клиентка телефон оборвала. Рома спит ещё, бабулю как королеву доставили с почестями. Вы дома. Помчалась я.

Я вижу с каким интересом мать рассматривает Аньку. Вроде бы украдкой, но у неё плохо получается шифроваться.

— Береги себя, сынок, — поднявшись на цыпочки, целует она меня в щёку и поправляет воротничок моей рубашки.

— Спасибо, мам, — провожаю я родительницу и спешу назад. Туда, где слышны голоса моего беспокойного семейства.

Баб Тоня рассказывает, какую пиццу она умеет печь и куда тем коновалам, что сегодня их кормили. Неплохо, да, но с ней им не тягаться.

Анька сидит, устало вытянув ноги. Лицо у неё задумчивое и какое-то решительное. Мне это не нравится. Я знаю это выражение: она что-то надумала. Жаль, я не могу в её голову влезть.

— Иди домой, Ань, — говорю, понимая, что не хочу, чтобы она уходила. — Я обещал. День длинный. А мы тут сами.

— Нет, — отрицательно качает она головой. — Нам ещё с Ромой на развивающее занятие идти. Я уж лучше сегодня пройду все испытания, чтобы завтра заново не пришлось выполнять квест по поиску незнакомых объектов. А уж потом, если позволишь, поеду домой.