— Спи, — погладила я его по щеке, заросшей жёсткой щетиной. — Пусть тебе приснюсь я, ладно?

Иванов, конечно же, не ответил, только сжал в объятьях ещё сильнее. И так мне хорошо стало, уютно. Потому что не понятно, кто к кому вернулся, кто приютил, а кто облагодетельствовал.

Кажется, мы равноценны. Весы, у которых этой ночью не было и не могло быть перекосов. Только равновесие и гармония.

— Я на немножко, совсем чуть-чуть, — прикрыла глаза, чтобы отключиться почти мгновенно.

Он меня вымотал. А я всё же слабая беззащитная девочка. Мне отдых нужен. Ведь у меня что ни день, то бой. А перед боем, как известно, надо сил набраться…

Дмитрий

Нас спасла только моя железная воля и любовь к дисциплине. Я умел пахать, как чёрт, спать мало и просыпаться вовремя. При любых раскладах и обстоятельствах. Без будильника.

Но с Анькой я расслабился. Отдохнул душой, хотя кому-то это и покажется смешным: всю ночь напролёт занимался любовью, а теперь рассказываю, что у меня сердце поёт.

Варикова умела своей ручкой перемешать во мне всё и каким-то чудом набрать именно ту комбинацию, что воодушевляла на новые подвиги и свершения.

Дышится легко, голова ясная, душа летает.

— Ань, подъём! Мы опаздываем! — целую я её в щёчку, а затем, не удержавшись, в шею, ушко, носик, уголок губ.

Она неосознанно тянется ко мне — сонная, расслабленная, такая родная, а потом вздрагивает, резко садится на кровати, покачивается, тараща глазищи, как совёнок. Взгляд у неё из разряда: смотрит, но не видит.

— Мама дорогая! — вскакивает она и начинает метаться по комнате. — Там же дети! Как же мы так, а?..

— Всё хорошо, Ань, успеем. У нас есть время. Вернёмся — они ещё спать будут. Я тебя довезу — и в офис.

Но мы всё равно мечемся, толкаемся в её маленькой ванной комнате. Зубы мне чистить нечем, приходится пальцем. Но это замечательно. Нет у Аньки никого — это я так, краем сознания отмечаю, потому что всё для себя уже решил, и мне всё равно, сколько Иго-го будет вокруг моей девушки виться — у всех отобью, никому не позволю ни приближаться, а особенно — трогать её и пальцем.

У Аньки синяк на щеке. Пусть только этот мудак попадётся мне на глаза — мокрого места не оставлю. Анька синяк замазывает, как и Мишкины художества. Ещё видны, хоть и побледнели весьма. Досталось ей ото всех. Ну, ничего. Всё исправим, что можно ещё исправить.

Мчимся мы на сумасшедшей скорости.

— Не гони, — командует моя Анька, а я горжусь ею и подчиняться готов. Вот только у меня внутри — ураган, нужно куда-то его выпустить, поэтому немного лихачу, сбрасывая адреналин.

Домой крались, как преступники и заговорщики. Понятное дело, что взрослое население всё заметили и на ус намотали.

Дина Григорьевна лишь головой покачала, не отрываясь от плиты. Осуждает. На Аньку жалостливый взгляд кинула. Ну, понятно. Женская солидарность, а мне даже немного ревниво: я тут, понимаешь, хозяин, работодатель и вообще слегка царь, а все на стороне моей царицы.

Бабуля вообще руки в боки заложила. Взглядом нас пристальным одарила, но комментарии придержала при себе.

— Дмитрий, — зажала она меня в сторонке, — Ты честь семьи не посрамил? — прошипела она страшным голосом.

Затруднительно ответить. Особенно не понятно, что конкретно она имела в виду.

— Очень старался оправдать твои надежды, — приложил руку к сердцу. — Ты Аню не обижай, ладно? А то знаю я тебя.

— Можешь не переживать, — царственно кивнула она головой, — уж я точно знаю, как себя вести.

Сомнительное заявление, но я уже опаздывал, поэтому поцеловал её в щёку, махнул рукой Аньке, с тоской подумав, что лучше б она рядом была, до дверей проводила, что ли. Я б и её поцеловал тоже. Но Варикова делала вид, что меня не замечает. Ну, ладно. Разберёмся обязательно. Всё ещё впереди! С этими решительными мыслями я и уехал трудиться.

Анна

Больше всего на свете я боялась расспросов. Сказать же нечего. Да и не нужно. То, что между нами случилось, — только наше с Димкой, сокровенное. Такое напоказ не выставляют. К счастью, Дина Григорьевна держала субординацию, а бабуля, хоть и кидала загадочные взгляды, в душу лезть не спешила. Мальчишки вообще в неведении пребывали, что радовало меня безмерно.

День прошёл ударно. Занятий и секций сегодня не было, поэтому мы гуляли, воевали, дурачились. Мишка в знак примирения с мальчишками выволок в парк целый мешок разноцветных пластмассовых кубиков, и дело сегодня пошло не в пример лучше, чем вчера.

— Марк и Альбинка приедут? — первым делом спросил Ромашка.

— Сегодня нет, — развела я руками. Как раз перед этим с сестрой созванивались. О своих ночных подвигах я умолчала. Зато рассказала о пощёчине от Игоря. Всё равно синяк увидит, не хватало ещё, чтобы подумала, будто меня Иванов лупит. У Ирки воображение богатое, ещё нафантазирует ненужного.

— Жаль, — вздохнул Ромка. Ему общества не хватало: детишки то постарше, то совсем мелкие, но Мишка брата к себе позвал. Сообщество строителей немного побурчало, но мелкого в свой мужской коллектив приняли, а я наконец-то села на лавочку неподалёку и вытянула ноги. Плохая идея.

Спать хотелось неимоверно. Я стойко боролась со сном, что подкрадывался коварно и пытался меня свалить с ног. Глаза нет-нет да закрывались, но я всё же выдержала. Протянула кое-как день, даже стыдно.

Почти обошлись без приключений, если не считать перевернутую кастрюлю с киселём, когда два вполне хороших мальчика превратились в розово-малиновых монстров, причём Ромке досталось больше, а Медведь из солидарности измазался. Кастрюля была делом его рук.

— Я не хотел, — он изо всех сил пытался хмурить брови, наверное, чтобы не разреветься. — Не удержал.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Это я попросил, — виновато посмотрел на меня Рома.

— А меня попросить не догадались? — вздохнула, оглядывая «поле боя».

— А ты в туалете сидела! — заявил непосредственный Иванов-младший, и я наконец-то услышала, как хихикает Медведь.

Ну, да. Няня в туалете — это действительно смешно.