– Я эти глаза где угодно узнаю. Мне они всегда казались грустными. Хотя мальчишка-то был веселый. И очень умный. Неудивительно, что он хорошо устроился в жизни.

Сэм понимал, что она имела в виду, говоря о глазах. Гиббс умудрился раскопать фотографию одиннадцатилетнего Бретерика. Мальчик выиграл школьные соревнования по плаванию, и его фотографию напечатали в местной газете. Сейчас перед Сэмом сидел тот же мальчишка, но постаревший на тридцать два года.

Даже голос у Бретерика был мальчишеский – полный неконтролируемой бойкой энергии, которая сразу настораживает взрослых. Марк Бретерик вызвал Сэма, утверждая, что дело серьезное; произошло, мол, «нечто хорошее». Сэм поспешил в Корн-Милл-хаус, надеясь, что ситуация хотя бы не ухудшилась – впрочем, в случае Бретерика это даже вообразить сложно, – но все равно опасаясь, что маловероятное таки случилось.

– Я начал сомневаться, – заявил Бретерик. – Потому что вы не сомневались вовсе. Мне следовало верить своей жене, а не постороннему человеку. Без обид.

Сэм был даже польщен тем, что Бретерик, оказывается, ему поверил, пусть и ненадолго. Лицо у Бретерика было землистым, глаза красные от недосыпания. Они устроились в кухне, за большим сосновым столом, друг против друга. Зеленый ковер на полу раздражал Сэма, из-за него и вся комната ему не нравилась. Кто, интересно, постелил ковер в кухне? Точно не Джеральдин Бретерик – на вид ковру лет двадцать, не меньше.

Истории Бретерика он поверил. Для лжи она была чересчур подробной и замысловатой, человек с умом Марка Бретерика придумал бы что-нибудь попроще. Выходит, либо это действительно произошло, либо ночью Бретерик начал галлюцинировать. Сэм склонялся к первому варианту.

– Марк, насколько я понимаю, вы пытаетесь мне сказать, что женщина, похожая на вашу жену, украла у вас две фотографии, – осторожно произнес Сэм. – Но я совершенно не понимаю, почему вы так этому рады?

– Я не рад! – оскорбился Бретерик.

– Простите, я неудачно выразился. Но вы сказали – и по телефону, и вот сейчас, – что ничего лучшего произойти не могло. Почему?

– Вы утверждаете, что Джеральдин, судя по всему, убила себя и Люси, ведь других подозреваемых нет.

– Не совсем так. На самом деле я…

– Есть другой подозреваемый. Человек, который притворился мной. Эта женщина рассказала, что провела с ним некоторое время в прошлом году, – не знаю сколько, но у меня сложилось впечатление, что не так уж и мало. Думаю, у них была интрижка. Хотя у нее на пальце обручальное кольцо. По ее словам, он подробно рассказывал о моей жизни, подолгу говорил о Джеральдин и Люси, о моей работе. Зачем бы ей лгать? К чему приезжать сюда и выдумывать всю эту историю?

– Если она украла фото, могла и солгать, – мягко возразил Сэм. – Вы уверены, что она взяла эти фотографии?

Бретерик кивнул:

– И Джеральдин, и Люси. Я собираю их вещи. Выбросить не могу, но и находиться с ними в одном доме не в силах. Джин обещала забрать все, пока я не приду в себя.

– Мать Джеральдин?

– Да. Я положил эти фотографии в один из пакетов. Мои любимые – Джеральдин и Люси в приюте для сов в Силсфорд-Касл. Я держал их на рабочем столе: я ведь проводил на работе больше времени, чем дома. – Бретерик почесал крылья носа указательным и большим пальцами – наверное, украдкой вытер глаза, но Сэм не успел заметить. – Привез их домой вчера. Не могу смотреть на них, каждый раз… как удар током. Описать невозможно. А Джин – наоборот. Пожалуй, даже больше фотографий повесила с тех пор, как они умерли. Все рисунки Люси, которые были в рамах здесь, на стене…

– Вы были на работе? – спросил Сэм.

– Да. А что не так?

– Да ничего. Просто я об этом не знал.

– Нужно же чем-то заниматься. Заполнять время, дни. Я не работал. Просто пришел в офис, сел в кресло. Посмотрел открытки с соболезнованиями. Потом вернулся домой.

Сэм кивнул.

– В доме не было больше никого, кто мог бы унести фотографии?

Бретерик резко наклонился вперед, глядя Сэму в глаза.

– Хватит обращаться со мной как с идиотом, – отчеканил он, и впервые Сэм Комботекра смог представить его командующим подчиненными в «Спиллингском Магнитном Охлаждении». – Я же с вами не разговариваю как с умственно отсталым, хотя, возможно, скоро начну. Женщина, похожая на Джеральдин, была здесь сегодня днем – и она украла фотографии. Я положил их в пакет примерно за час до ее прихода, а потом здесь не было никого, кроме моей тещи и вас. Может, я и лишился всего, но не рассудка. Если бы их мог украсть кто-то другой, я бы, наверное, учел такую возможность, вам не кажется?

– Марк, простите. Я должен был задать этот вопрос.

– Человек, изображающий меня, устраивает интрижку с женщиной, которая выглядит точь-в-точь как моя жена, – и эта женщина приезжает сюда сегодня днем, отказывается отвечать на мои вопросы, не называет своего имени и крадет фотографии Джеральдин и Люси. Теперь я хочу услышать, как вы скажете, что это меняет дело. Валяйте.

Этот человек умеет вести допрос, подумал Сэм. Без специальной подготовки получается далеко не у всех. Сэм отдавал себе отчет в том, что сам не слишком силен в этом деле. Он ненавидел допрашивать людей, но еще больше ненавидел, когда допрашивали его.

– Вы не можете быть уверены, что у этой женщины была интрижка с…

– Неважно, – прервал его Бретерик. Он начал постукивать пальцами по столу, словно играя на пианино одной рукой.

Сэму было жарко, и он разволновался. Это уже демонстрация силы. Бретерик пытался доказать, что умнее, как будто это будет и доказательством его правоты. Возможно, так оно и есть. Говорить с ним – все равно что с Саймоном Уотерхаусом. Выводы которого, Сэм уверен, совпали бы с выводами Бретерика.

– Сколько самоубийств вы расследовали, сержант?

Сэм сделал глубокий вдох.

– Немного. Четыре или пять.

«И ни одного с тех пор, как стал сержантом. Одно, – поправил он себя. – Джеральдин».

– Хоть в одном случае из этих четырех или пяти было столько вопросов, столько странных, необъяснимых деталей?

– Нет, – признал Сэм.

На самом деле Бретерик знал не обо всех странностях. Ему не сообщили, что файл с дневником открывали лишь через год после даты последней записи. Комботекра все еще пытался понять, как относиться к этому человеку, который уже ездил на работу и уже собрал вещи погибших жены и ребенка.

Одна деталь раздражала Сэма с самого начала, хотя он решил, что не стоит из-за этого переживать, раз даже Саймон Уотерхаус, похоже, ничего не заметил. Когда Марк Бретерик позвонил в полицию, он сказал: «Кто-то убил мою жену и дочь. Они обе мертвы». Четко и ясно, несмотря на потрясение. Позже, на допросе, Бретерик заявил, что не читал и даже не видел записки Джеральдин в гостиной. Он зашел в дом, вернувшись из долгой и утомительной заграничной поездки, поднялся в спальню и нашел тело Джеральдин в ванной. Тело своей жены. В ванне, полной крови. Бритва лежала у нее на животе, Бретерик ничего трогать не стал. Почему он не позвонил в полицию сразу же, по телефону, стоящему у кровати? Вместо этого, по его словам, он прошел в комнату Люси, чтобы проверить, в порядке ли она, а когда не смог ее найти, осмотрел все комнаты наверху и обнаружил тело дочери в большой ванной.